5. ПУТЕШЕСТВИЕ Ю. И. ВЕНЕЛИНА В БОЛГАРИЮ И ЕГО МЕСТО В НАЧАЛЬНОЙ ИСТОРИИ БОЛГАРИСТИКИ В РОССИИ
М.В.Никулина
В первой трети XIX в. внимание русских ученых было привлечено к проблемам этнической и культурно-исторической общности славян, славянскому этногенезу, в том числе и к вопросу происхождения болгар. В это время существовало несколько теорий происхождения болгар. Одни ученые (А. Шлецер, И. Тунманн, И.-Х. Энгель, Н. М. Карамзин) относили их к тюрко-татарам, другие к угро-гуннам (И. Клапрот), третьи принимали их за амальгаму славянских, турецких и финских элементов (Х.-Д. Френ). П. Шафарик считал болгар уральской отраслью гуннов. Ю. И. Венелин противопоставил этим теориям славянскую. Однако все они были еще недостаточно аргументированы, так как вопрос о происхождении болгар нельзя было решить без изучения языка, обычаев и обрядов, народного творчества, истории болгарского народа.
Начало изучению болгарской тематики в России в первой трети XIX в. положили материалы, появлявшиеся в русской прессе в период русско-турецких войн 1809-1811 гг. и особенно в 1828-1829 гг. Это были, в основном, дневниковые записки участников военных событий, краткие историко-статистические и географические, частью этнографические сообщения. Появлялись и редкие публикации переводной литературы (например, "Оттоманская империя или Обозрение Европейской Турции" К. Мальт-Брюнна, 1828; "Путешествие по Турции из Константинополя в Англию через Вену" Р. Вальша, 1829 г.) [1]. Первые конкретные сведения о новоболгарском языке русские ученые смогли почерпнуть только в 1822 г. из "Додатака" В. С. Караджича [2]. В 1826 г. в журнале "Библиографические листы" П. И. Кеппен опубликовал собранный им небольшой "Материал, касавшийся диалектного членения новоболгарского языка, его фонетических и грамматических особенностей [3]. Изучение болгарского языка было важно и для решения вопроса о происхождении старославянского языка, который также в это время активно дискутировался в научной среде. Часть ученых считала его в своей основе сербским (И. Добровский), другие — паннонским (В. Копитар), третьи — моравским (К. Ф. Калайдович).
122
В статье А. X. Востокова "Рассуждение о славянском языке" (1820 г.) основа старославянского языка была определена как древнеболгарская.
С появлением работ Ю. И. Венелина начинается целенаправленное, более широкое по охвату изучение болгарской проблематики.
Первой работой, сделавшей имя Ю. И. Венелина известным ученому миру, была его рецензия "Замечания на сочинения г-на Яковенки о Молдавии, Валахии и проч.", где было много места уделено болгарским сюжетам (1828 г.) [4]. В 1829 г. была опубликована его книга "Древние и нынешние болгаре в политическом, народописном, историческом и религиозном их отношении к россиянам" [5], сразу вызвавшая острую дискуссию по вопросам древней славянской истории и истории болгар, продолжавшуюся и в 30-40-е гг. XIX в.
Венелин появился в Москве в 1825 г. Родом из Закарпатья, он стремился к образованию, обладал большими способностями к языкам, увлекался историей, философией, сочинял стихи. Решив продолжить образование в России, в 1823 г. Венелин вместе с двоюродным братом Иваном Молиаром перебрался из Сегеда, где он учился в академии, в Кишинев. В Кишиневе в это время проживала большая колония болгар-переселенцев. Кроме Кишинева, болгары жили в Одессе, Крыму, Болграде, Аккермане и некоторых других поселениях на юге России. Эти болгарские переселенцы, поселившиеся в России в XVIII — начале XIX в. продолжали поддерживать торговые отношения с Болгарией, сохраняли свой язык, фольклор, предания. В письме к И. Н. Инзову Венелин назвал этот край "маленькой Болгарией, соплеменной Руси" и настойчиво рекомендовал заняться его изучением. В Кишиневе он провел 2 года (1823-1825 гг.). Пользуясь покровительством Инзова и ректора Кишиневской семинарии Иренея, он стал работать в семинарии воспитателем и преподавать математику. Значение этого периода жизни Венелина для всей его дальнейшей деятельности очень велико. Это неоднократно подчеркивалось в работах ряда ученых. В Кишиневе он близко познакомился с болгарами, заинтересовался их историей, народными песнями, языком [6]. И в дальнейшем он продолжал поддерживать дружеские отношения с кишиневцами, например, с профессором Кишиневской духовной семинарии А. И. Белюговым, писал о своем путешествии в Болгарию Инзову. В качестве переводчика он собирался взять с собой в путешествие одного из кишиневских болгар.
123
Летом 1825 г. из Кишинева Венелин направился в Москву поступать в университет. При поддержке дальнего родственника и земляка И. С. Орлая он был принят в университет, но не на философский, а на медицинский факультет. Возможно, жизненный путь Орлая, доктора медицины и философии, директора Нежинской гимназин и Ришельевского лицея в Одессе послужил для него примером: не имея собственных средств, он хотел получить профессию, которая дала бы ему материальную независимость. Успешно обучаясь медицине, Венелин в то же время продолжал не менее успешно заниматься историей. Не позднее апреля 1828 г. Венелин сблизился с М. П. Погодиным [7], вошел в число близких знакомых и друзей С. Т. Аксакова, позднее давал уроки и готовил к поступлению в Московский университет сына Аксакова Константина [8]. В домах М.П. Погодина и С.Т. Аксакова Венелин познакомился с известными литераторами, общественными деятелями, актерами (М. Н. Загоскиным, Н. И. Полевым, А. А. Шаховским, В. Н. Каразиным, С. П. Шевыревым, М. С. Щепкиным и др.), встречался с А. С. Пушкиным. Погодин оказал большое влияние на формирование интереса Венелина к истории, одобрил его занятия болгарскими сюжетами, помог издать его первую книгу о болгарах. В то же время, по признанию самого Погодина, "сближение его с Венелиным много содействовало развитию его любви к славянам" [9]. Во время работы над первым томом книги "Древние и нынешние болгаре..." созрело намерение Венелина посетить Болгарию и на месте проверить свою теорию происхождения болгар и их появления на Балканах. При содействии С. Т. Аксакова, А. А. Шаховского, М. П. Погодина Венелин в 1829 г. был представлен в Москве президенту Российской академии А. С. Шишкову и идея научного путешествия в Болгарию начала свое воплощение в жизнь.
Ученое путешествие Венелина в Болгарию издавна привлекает внимание исследователей его жизни и научной деятельности, русско-болгарских научных связей. Первым об этом путешествии на основе большого архивного материала написал П. А. Бессонов [10]. Подробно история поездки Венелина излагается в монографии Т. Байцуры [11]. Освещается она и в работах других ученых.
Не позднее сентября 1829 г. Венелин обратился в Российскую академию с предложением, "пользуясь нынешними благоприятными обстоятельствами" (т.е. присутствием русских войск в Болгарии в связи с русско-турецкой войной 1828-1829 гг. — М.Н.), направить
124
его в "ученое путешествие" по Болгарии [12]. Вместе с письмом была послана его книга "Древние и нынешние болгаре..." как свидетельство серьезных занятий автора историей этой страны. В архиве Российской академии сохранилась краткая записка (автограф) Венелина под названием: "Путешествие по Болгарии, Валахии и Молдавии...", в которой говорится о целях и задачах предполагаемого путешествия (дата не указана) [13]. 28 сентября 1829 г. на заседании Академии были рассмотрены письмо Венелина и эта его записка [14] и вынесено решение дать ему разрешение на путешествие в Молдавию, Валахию и Болгарию за счет средств Академии [15] и испросить на это согласие царя. В протокол была внесена также рекомендация Венелину посетить Хилендарский монастырь на Афоне, где, "по словам Раича, хранятся в великом множестве рукописи и древности славянские” [16]. На заседании присутствовали А. С. Шишков, А. X. Востоков, В. Б. Броневскиj, П. А. Шiринский-Шiхматов и другие члены Академии. 14 декабря 1829 г. "ученое путешествие лекаря Венелина" было разрешено официально [17], и он был вызван из Москвы в Петербург для составления инструкции к путешествию и получения других необходимых рекомендательных бумаг и денег. 19 января 1830 г. Венелин приехал в Петербург. Здесь он вошел в круг известных ученых и литераторов; среди них были Востоков, приехавший в Петербург по делам П. М. Строев, Ф. И. Круг, X. Д. Френ, Н. Я. Бичурин, П. И. Кеппен. Виделся Венелин и с Пушкиным. В ожидании окончательного решения Академией его вопроса Венелин продолжал подготовку к предстоящему путешествию: читал труды по Турции, посещал лекции в Петербургском университете, занимался в Публичной библиотеке у Востокова, работавшего там хранителем отделения рукописей, обсуждал свою книгу о болгарах с учеными, приобрел карту Европейской Турции [18]. Одновременно работал над проектом плана путешествия или инструкции и представил новый его вариант в Академию [19]. В архиве Венелина сохранился проект, написанный им в Петербурге [20], а также писарская копия инструкции ("Инструкция данная Императорскою Российскою Академиею г-ну лекарю Юрию Венелину, отправляемому, с Высочайшего соизволения, на иждивении оной Академии в филологическо-археологическое путешествие по княжествам Молдавии и Валахии и по Турецким областям Булгарии и частию Румелии"), уже доработанной и принятой на одном из заседаний Академии, с подписью: "Венелин.
125
С сею инструкциею во всем сообразоваться согласен" [21].
Инструкция содержит 21 параграф. В ней говорится о целях и задачах путешественника, определяется его маршрут. Относительно продолжительности путешествия сказано, что "оно зависеть будет от свойств изысканий предпринимаемых путешествующим и от других обстоятельств, которых предвидеть не возможно" [22]. Уже по возвращении из путешествия в письме к И. Н. Инзову от 1832 г. Венелин писал по этому поводу: "Поелику моя поездка была первая в этом роде, то Академия не могла решиться на долговременные издержки, посему мое путешествие не могло простираться далее одного года или 15 месяцев" [23].
В задачи Венелина входило посещение княжеских и монастырских архивов Молдавии, Валахии, Болгарии, книгохранилищ, а также частных собраний книг и древностей, выявление материалов, которые могли бы пояснить историю славян (например, войны Святослава с греками) и историю их письменности, приобретение или описание редких сочинений или рукописей на славянском языке, собирание снимков и образцов почерков для составления истории славянской палеографии. Подобные цели преследовало и путешествие Кеппена по славянским землям в 1821-1824 гг. [24], к которому с большим интересом отнеслись как русские, так и зарубежные славянские ученые. Однако путешествие Кеппена не было еще научной командировкой, а частной поездкой с научной целью, которое позже было засчитано ему в качестве государственной службы. Путешествие Венелина было более регламентировано, а программа его была очень широкой. Кроме указанных задач, он должен бы изучать болгарский язык, собирать диалектологический материал, составить грамматику и словарь болгарского языка "с примерами повествовательной прозы" [25], разыскать сведения, касающиеся деятельности Кирилла и Мефодия. Однако сам Венелин еще более усложнил свою программу, включив в нее в качестве одной из важных задач "собирание болгарских песен, преданий, поверий и вообще всего того, что может объяснить прошедший и нынешний быт сего народа" [26]. Эти задачи были им записаны в его краткой записке-проекте плана путешествия, представленном в Академию, но они не вошли в окончательный вариант инструкции. Венелин, однако, старался выполнить и эти самостоятельно поставленные им задачи. Об этом свидетельствуют его письма и дневник путешествия. Он собирался продолжить изучение Болгарии и написать ряд новых книг, для чего ему нужен
126
был материал, касающийся истории и современного состояния всех славянских, народов. Так, например, накануне своего путешествия он обращается с просьбой "от имени всех славянолюбцев" к С. П. Шевыреву, находившемуся в Италии, "на возвратном пути не оставить без внимания славянских жителей Краина, Каринтии, Карниолии, Штирии..., о коих до сих пор не могли еще добиться верных сведений... Можно сделать себе статьи особенные: 1) о пространстве их жилищ, 2) об оттенках их наречия, 3) нравы, обыкновения, костюмы, 4) домоводство, 5) собрать то, что напечатано на их языке. Побывайте в Риме, в Русском Униатском монастыре; в Ватиканской осмотрите славянские рукописи... Это для VI тома моих Болгар будет весьма нужно" [27].
Академия поручала Венелину "вести обстоятельные путевые записки о том, что от видел или заметил достопримечательного, как относительно главного предмета его путешествия, так и всею, что может способствовать расширению исторических и древнестатистических сведений о нашем отечестве" [28]. В дальнейшем предполагалось издание этих записей. Все дневники, записи и выписки из книг и рукописей, приобретенные книги и редкости и т. п., объявлялись, согласно инструкции, "полной" и "безусловной" собственностью Российской академии.
В инструкции был определен и маршрут путешествия: сначала Венелин должен был посетить Молдавию и Валахию и только потом Болгарию. Основными городами, откуда путешественник должен был совершать свои поездки, назывались Яссы, Бухарест, Силистра, Варна и Бургас.
Маршрут по Болгарии начинался из Силистры (Инструкция, § 9-10). Венелину рекомендовалось посетить Разград, Рущук (Русе) и его окрестности, направиться через реку Белу по Янтре в Тырново, далее в Ловеч, Рахово (Оряхово) и Варну, объехать прибрежные города и "наконец чрез Девно, Праводы, Комарово" направиться в Карнобат, "а оттуда чрез Айдос в Бургас. Из сего города можно будет сделать поездку в Ямполь и Сливио, и собрать там сведения, касающиеся до богослужения и богослужебных книг и других печатных и рукописных во всей так называемой Фракии. Из Бургаса же посетит Терново, Замаково и окрестности Кирклиссы, и побывает, если будет возможно, в Адрианополе" [29]. О путешествии на Афон в инструкции не говорилось.
Программа научных занятий Венелина на время путешествия оказалась перегруженной, недостаточно четко определенной для
127
первой поездки в незнакомую страну; она нацеливала Венелина на изучение как славянских древностей, так и современного состояния просвещения и культуры в Болгарии. Объем работ, намеченный в инструкции и самим Венелиным, можно было выполнить лишь в течение нескольких лет, а не месяцев, и находясь в более благоприятных условиях, чем оказался Венелин во время путешествия по стране, на территории которой совсем недавно происходили военные действия.
В марте 1830 г. Венелин получил инструкцию [30], деньги (на все путешествие Венелину было назначено 6000 рублей и 1000 рублей на приобретение книг и рукописей), "Словарь Российской Академии", 1822 г., 6 тт.), "Додатак" Караджича, рекомендательные письма, расходную книгу [31]. 17 марта он вернулся в Москву.
Решившись на поездку в Болгарию, Венелин отказался от места медика в Московском войсковом госпитале, так и не успев стать практикующим врачом. Любовь к истории, гуманитарные занятия поглотили его целиком, однако отсутствие систематической университетской подготовки по филологии и истории не могло не сказаться на его исследовательской работе.
Мы легко себе можем представить Венелина-путешественника по известной литографии с его портрета, который был написан перед самым отъездом его из Москвы. На нас смотрит молодой человек лет 28-и, с грустными глазами и тонкими чертами лица. Впереди у него была долгая дорога, полная трудностей и опасностей, оторванность от друзей, неизвестная страна, подвергшаяся военной разрухе. Накануне отъезда он записал в своем дневнике: "Ввечеру начал писать сии Записки: по сему случаю воспоминания прошедшего и какая-то предосторожность от будущего. Досадовал, что, бросив медицину и насущный [хлеб] на время, пустился в изыскания, коих конца предвидеть не можно, и кои в сие время столь мало ценятся..." [32] 19 апреля 1830 г. Венелин отправился из Москвы в свое путешествие, провожаемый М. П. Погодиным и другими друзьями до первой заставы у Воробьевых гор. В упоминавшемся выше очерке П. А. Бессонова [33] и в современной литературе говорится, что Венелин выехал из Москвы 18 апреля 1830 г. Нам бы хотелось внести небольшую поправку. 18 апреля (в пятницу) он получил подорожную, а свое путешествие начал 19 апреля (в субботу), о чем и пишет в дневнике: "В пятницу взял подорожную... В субботу ходил с Юризовским менять деньги на червонцы; ... В IV часу собрались и выехали..." [34].
128
По Калужском дороге, через Орел, Курск, Харьков, Полтаву, Николаев, не без приключений, 8 мая он добрался до Одессы.
Архивные материалы показывают, насколько серьезно готовился Венелин к путешествию. Выше уже упоминалось о его работе над планом поездки и занятиях в Публичной библиотеке в Петербурге. Кроме того, он встречался с учеными, имевшими опыт подобных научных путешествий, например, с Кеппеном. Среди близких знакомых Венелина были известные археографы и палеографы П. М. Строев и К. Ф. Калайдович, совершившие не одно путешествие по России в поисках древних славянских книг и рукописей в монастырских архивах и книгохранилищах. Был хорошо знаком Венелину и П. А. Муханов, занимавшийся собиранием и изданием археографических памятников по русской истории. В марте — апреле 1830 г., перед своим отъездом из Москвы, он встречался с А. Ф. Кухарским, профессором Варшавского университета, в 1825-1830 гг. посетившим почти все славянские земли, кроме Болгарии. 22 марта 1830 г. в доме М. П. Погодина в Москве состоялся вечер в честь путешественников: П. М. Строева, отправлявшегося в археографическое путешествие на север России, А. Ф. Кухарского, только что приехавшего из Рагузы, и Ю. И. Венелина. Был на вечере и Калайдович [35]. Об этом же событии позднее сообщил журнал "Московский вестник", причем дал краткое изложение программы путешествия Ю. И. Венелина [36].
В Одессе, куда он прибыл по пути в Болгарию, Венелин познакомился с поэтом В. Г. Тепляковым, в то время состоявшим чиновником по особым поручениям при генерале-губернаторе Новороссийского края М. С. Воронцове [37]. Весной 1829 г. Тепляков был командирован в Болгарию с целью разыскания и приобретения „для Одесского археологического музея "антиков" — преимущественно древнеримских и древнегреческих монет, медалей, мраморных барельефов и пр. Тепляков путешествовал почти по тем же местам, что и Венелин год спустя; некоторое время жил в Варне, посетил монастыри близ Варны, Провадию, Каварну, Бабадаг, Силистру, Мангалию и др. (март — июль 1829 г.). Он оставил яркое описание этих мест в "Письмах из Болгарии" [38] и в ряде стихотворений. Кроме того, был опубликован его "Отчет о разных памятниках древности, открытых в некоторых местах Болгарии и Румелии" (Одесса, 1829), с которым Венелин ознакомился сразу же по приезде в Одессу [39]. Выполнение поручения Тепляковым было
129
признано канцелярией М. С. Воронцова отличным, а результаты археологических изысканий — тоже отличными [40]. Было бы интересно сравнить подробно впечатления Теплякова от его поездки в Болгарию с впечатлениями и результатами путешествия Венелина всего лишь год спустя, разительно отличавшимися от картины, нарисованной Тепляковым. За недостатком места приведем здесь лишь один отрывок из "Писем из Болгарии", чтобы лучше оценить смысл и значение исследовательских результатов Венелина, касающихся болгар и Болгарии. В последнем из "Писем из Болгарии" Тепляков так пишет о своих впечатлениях от увиденного:
"Ударившись, как я уже неоднократно объявлял вам, в это премудрое странствие без книг и без всяких приготовлений; снабженный кроме того самыми ничтожными вещественными средствами, я писал, что на ум брело; рассказал все, что видел своими собственными глазами, а видел я весьма и весьма немногое. Весь посещенный мною уголок Мизии, страны, именовавшейся у римлян житницею Цереры, не представляет ничего, кроме следов древнего и нового опустошения, картины древних и новых развалин... Но люди, но мирные жители? Боже мой! уже тысячу раз повторял вам, что их нет, что они исчезли... Кое-где только — согбенные нуждой, томимые голодом, бледные … блуждают толпы болгар вокруг пепла разоренных лачуг своих, или вооруженные с ног до головы, служат правоверным, гяурам и очень часто самим себе — не ради каких-нибудь прихотей, но для удовлетворения крайних, животных потребностей человека... а я мимоходом замечу, что обвешанные оружием, здешние болгары говорят еще вашему воображению о своих воинственных Крумах, о времени диких торжеств, о трепете Византийской империи перед мечами отцов их. Добрый народ сей замечателен очень во многих отношениях. Со временем... болгары могут еще явиться на сцену с некоторыми довольно любопытными подробностями..." [41]
Остановимся на наиболее важных аспектах путешествия Венелина в Болгарию, Молдавию и Валахию и его результатах.
По прибытии в Одессу Венелин сразу же попытался установить контакты с местными болгарами или недавними переселенцами, многие из которых находились еще в карантине из-за распространявшейся холеры. Среди них Венелин хотел найти себе спутника и переводчика, однако безуспешно. Сведения о том, что русские войска уходят из-за Дуная и покидают Болгарию (согласно условиям Адрианопольского мира), очень беспокоили Венелина.
130
Возвращавшиеся в Одессу офицеры говорили, что за Дунаем пусто. Об этом же говорил и адрианопольский митрополит Герасим. От сухопутного путешествия через Измаил Венелину пришлось отказаться. Один из его знакомых офицеров сообщил ему, что все приморские города опустели, "т. е. болгаре и греки из них переселились по сию сторону Дуная. Стало быть мне почти не к чему туда ехать. Войска наши возле Варны лагерем, а Варна почти пуста... Мне даже пришла было мысль в голову прямо в Константинополь. Хиляндарский монастырь опустошен турками. Можно предвидеть, что пожинки мои больше будут в Валахии и Молдавии", — писал Венелин Погодину [43]. Эти серьезные обстоятельства заставили Венелина отказаться от ранее разработанного плана путешествия и поспешно отправиться морем в Варну, чтобы посетить северо-восток Болгарии, где еще находились русские войска. § 11 инструкции допускал возможность изменения маршрута путешествия в случае необходимости, как это и пришлось сделать Венелину.
В Одессе Венелин пробыл менее 2-х месяцев (8 мая — 26 июня) За это время ему удалось записать несколько болгарских песен, начать сбор словарных материалов. В одном из писем к Погодину он сообщает, что "собрал 700 слов болгар[ских] и 17 песен" [44]. Он старался вникнуть в болгарскую речь, собирал также различные сведения о местах, которые ему предстояло посетить.
4 июля 1830 г. Венелин прибыл в Варну По его просьбе его поселили в болгарском доме, так как он хотел ближе познакомиться с жизнью и бытом болгар, их языком. Многие страницы его дневника и писем посвящены описанию квартиры и хозяев-болгар — Вулчо, его жены Гины, их детей. С ними у Венелина сложились хорошие, дружеские отношения. Успешно овладевал он и болгарским языком. Однако поиски рукописей не увенчались успехом. И в письмах к друзьям, и в своем дневнике Венелин неоднократно жалуется на трудности, с которыми он столкнулся, пытаясь отыскать или купить какие-либо рукописи или книги старой печати, — недоверие к чужаку и просто непонимание, о каких рукописных книгах идет речь. Венелин опасался, что "Восточная Болгария чрезвычайно пуста для археолога; в ней-то меньше всех жило болгар, коих главные силы за Балканами. Ехать туда, по плану Инструкции, невозможно было, ибо для сего надлежало сноситься с турецким правительством, что главнокомандующий препоручил ген. Роту. Но как скоро намеревались оставить Варну (войска
131
собирались оставить Варну 15 августа [45] — М. Н.), то времени для истребования фирмана недоставало. Кроме того, по уверению адрианопольского митрополита я там ничего не мог надеяться; наконец жители (болгаре) переселились гуртом в Валахию и Молдавию; конечно, если бог даст здоровье, я их там отыщу. И так не осталось более делать ничего, кроме довольствоваться тем куском, который еще занят нашими войсками” [46].
Кроме Варны, Венелин побывал в Каварне, Кюстендже (Констанце), Гирсове, Бабадаге, Мангалии. "Поездки из Варны, — писал Бессонов, — не могли простираться далеко: турецкая линия находилась уже неподалеку от города, по реку Камчию; чтобы перешагнуть ее, нужно было прежде снестись с Везирем или Галил-Пашею, ...с другой стороны, цепь русских, с запада, простиралась только под Праводы, а оттуда к Силистрии" [47]. 6 августа 1830 г. Венелин приехал в Силистру, где тяжело заболел и пробыл там до 25 сентября. Во время его болезни в Силистру переселились его варненские хозяева и продолжали о нем заботиться. Везде, куда бы ни приезжал Венелин, он стремился установить контакты с болгарами, получить сведения о языке, об их народной одежде, песнях, различного рода книгах [48]. Свои впечатления от посещения Варны, Силистры и других мест, а также сведения, полученные им от болгар из других сел и городов, Венелин заносил в свой дневник. Например, описание Свищова, жителей окрестных сел, местности дано со слов молодого свиштовского болгарина, "который был и в Кронштате (Брашове — М. Н.) и в Валахии: отчасти можно ручаться” [49]. При описании Тырнова и тырновского округа (местоположение, природные условия, население, достопримечательности, исторические сведения, и пр.) он также указывает источник: "терновск[ий] бол[гарин], ремеслом кожухарь; утверждал, что по сим селам шивал кожухи..." [50] Но чаще ссылка на источник в дневнике Венелина отсутствует. Кроме Свиштова и Тырнова, в дневнике Венелина содержатся сведения о Шумене, Русе, Софии, Пловдиве, Калофере, Котел с и др. городах и селах Болгарии. В числе наиболее важных своих занятий в Варне и Силистре Венелин называет собирание этнографического, географостатистического и лингвистического материалов. Об этом он неоднократно писал Погодину [51], П. С. Куинцкому [52] и в своем дневнике. Дневник Венелина еще недостаточно изучен и представляет большую научную ценность [53].
Однако ситуация в Болгарии не способствовала научным изысканиям
132
Венелина, и 25 сентября он выехал в Бухарест. В одном из писем Погодин упрекнул Венелина, что тот не посетил Македонию и Афон, давно привлекавший внимание ученых собранием рукописей. В своем ответе Венелин справедливо отметил, что "ученое путешествие в какой-либо стране требует многого времени, т. е. долговременности наблюдения, иначе оно будет поверхностным и не ученым. Требовать, чтобы я кроме Молдавии и Валахии и Болгарии, объехал и всю Забалканскую Болгарию в 1 1/2 года с малыми средствами, значит, чтобы я пробежал всю почти Турцию, взглянул только мельком и в скорости поездки не сделал ничего!..." [54] Венелин правильно оценил сложившуюся к этому времени в Болгарии ситуацию, свои силы и возможности, денежные средства и решил ограничиться в дальнейшем изучением архивов Валахии и Молдавии.
В архиве Бухарестской митрополии Венелин нашел большое число грамот ХIV—XVII вв. на славянском языке. Славянская письменность существовала в Валахии и до XIV в., до полного завоевания Болгарии османами. Позднее, с падением Болгарии, роль культурных центров Валахии возросла, болгарская письменность стала шире распространяться и вплоть до XVII в. богослужение и судопроизводство велось здесь на славянском (влахо-болгарском) языке. Эти грамоты и привлекли внимание ученого.
Работа с рукописями отнимала у Венелина в Бухаресте много времени. В письме Погодину он писал: "Тут мне надлежало быть Строевым, Калайдовичем в совсем особенном роде. Ты не поверишь, какую каторгу я перенес по[ка] не составил себе ключ к чтению" [55]. В день Венелин мог обработать в лучшем случае 2-3 грамоты. Сложная работа с рукописями, желание сделать как можно больше в Бухаресте, болезнь заставили его отказаться ог обследования остальных областей Валахии и Молдавии. В другом письме из Бухареста он писал Погодину: "Теперь на поверке вижу, что мне нельзя будет вычерпать всей старины Валахии, и моя поездка может быть разве только началом в трудах и как руководством для будущих русских археологов" [56].
В Бухаресте Венелин познакомился с некоторыми представителями болгарской колонии, в частности с Василием Неновичем и Афанасием Нековичем, братьями Мустаковыми, И. Геновичем, П. Сапуновым и другими образованными болгарами, деятелями болгарского просвещения [57].
133
Последнее письмо из Бухареста заболевшего Венелина написано Погодину 3 марта 1831 г. В нем он жалуется на свое тяжелое душевное и физическое состояние: "Я страдаю всем, любезный Михаил Петрович, телом и характером. Я одинок, вот в чем мое несчастье. Работать не могу, ибо я болей душою" [58]. Тяготы путешествия, климат Бухареста, который оказался неподходящим для Венелина, подорвали его здоровье. Точную дату отъезда Венелина из Бухареста установить нам не удалось. Известно, однако, что из Бухареста в Кишинев он приехал 3 апреля [59], здесь 2 месяца лечился, отдыхал, собирал болгарские песни, работал над влахо-болгарскими грамотами, а также продолжал поиски рукописей. В начале июля Венелин приехал в Одессу, а в первой половине октября вернулся в Москву (по мнению Т. Байцуры — без ссылки на источник — 13 октября) [60], затратив на все путешествие около полутора лет, из них в Болгарии он был всего лишь менее 3-х месяцев и свыше 5-ти — в Бухаресте.
Путешествие Венелина стало первым путешествием, предпринятым российским ученым по заданию Российской академии с целью изучения истории, языка, письменности и этнографии болгар — одного из славянских народов. Оно дало конкретные результаты и указало исследователям новые пути для разысканий памятников славянской письменности, истории, языка и культуры болгар.
Большими неприятностями обернулось для Венелина одно из условий Инструкции (§ 21): "Все извлечения из печатных книг или рукописей, списки, путевые записки, древности и проч. как приобретения археографического путешествия по вышеозначенным княжествам и областям, совершенного по распоряжению Императорской Российской Академии, средствами и иждивением ее, суть безусловная и полная ее собственность" [61]. Сразу же по возвращении Венелина в Москву непременный секретарь Академии П. И. Соколов стал требовать немедленной передачи в Академию всех материалов, собранных в путешествии, а также остаток неиспользованных денег. Материалы же требовали дальнейшей обработки: систематизации, комментирования, обобщения. В одном из писем Погодину уже из Москвы (от 16 октября 1831 г.) Венелин пишет: "Спрашиваешься о моих намерениях; их не трудно разгадать; ведь знаешь, что все у меня на лоскутках и что все это обработать надо будет, а иначе представить Академии нельзя" [62]. Венелин просил Академию дать ему небольшую стипендию на время подготовки материалов. Однако Академия его просьбу не
134
поддержала. Материальное положение Венелина было бедственным; чтобы иметь возможность продолжать работать над своими материалами, он вынужден был давать частные уроки, в том числе в семье С. Т. Аксакова, в пансионе Погодина и др. Совершив своего рода научный подвиг, надеясь на признание своих заслуг, по возвращении из путешествия он встретил со стороны Российской академии равнодушие, недоверие, даже недоброжелательность [63]. Все это наложило тяжелый отпечаток на последние годы жизни Венелина. Несмотря на это, ему удалось многое сделать из задуманного, подготовить к публикации ряд новых материалов, касающихся болгарского языка, фольклора, истории, древностей.
Выше уже говорилось о сложности и обширности задач, которые поставил перед собою сам Венелин. Это, по его же словам, "1. Собрание песен, 2. Собрание грамот и древностей. 3. Грам[м]атика, 4. Лексикон" ("Сколько труда!" — добавляет Венелин в письме к Погодину) [64]. Обратимся к этим основным задачам.
1. До последних дней жизни Венелин продолжал собирать болгарские народные песни. В письме к В. Е. Априлову (1837 г.), в котором он излагает свою этнографическую программу, собирание и изучение болгарских народных песен он выносит на первое место [65]. Как и другие историки-романтики, Венелин считал, что народная песня, народная поэзия — это не только один из важнейших источников познания характера, обычаев, обрядов народа, но и его истории. Поэтому в первую очередь он обращался к песням. Песен Венелину (и самому лично, и через болгар) удалось собрать около 50. О трудностях этого рода работы он подробно писал Априлову, прося его о содействии [66]. С просьбой прислать песни он неоднократно обращался к бухарестским болгарам (к И. Кантору, Г. Пешакову), в Болград, к Инзову, которого также пытался заинтересовать своей программой этнографического изучения болгар-переселенцев [67]. Издание песен, как пишет Венелин Априлову, помогло бы и в России, и в Европе яснее услышать голос болгарского народа, узнать его историю. Венелин приводит в качестве примера деятельность сербского филолога Вука Караджича, 4 тома сербских народных песен которого были "переведены на немецкий, французский и английский языки... Гете и другие писали о сербах, с песнями коих они с удовольствием ознакомились. Сербов теперь никто не забудет" [68].
Собрание песен Венелина вошло в изданный П. А. Бессоновым сборник "Болгарские песни из сборников Ю. Ив. Венелина,
135
Н. Д. Катранова и других болгар" (1855, М., вып. 1-2). Это был наиболее обширный для своего времени сборник народных болгарских песен (152 песни), с указанием источника, где была записана и кем доставлена песня. Кроме песен из собрания Венелина, Катранова (болгарина, студента Московского университета), А. Ф. Вельтмана, в сборник вошли песни, собранные Априловым, А. Кипиловским, З. Княжеским, Н. Геровым, Пешаковым, Неофитом Рильским. В течение многих лет сборник Бессонова был основным источником изучения в России болгарского фольклора. Таким образом, собранные Венелиным песни послужили ценным вкладом в развитие болгарской фольклористики. Усилия Венелина в этой области не пропали даром и нашли отклик в среде русских ученых и у болгар. Кроме того, Венелиным были составлены первые этнографические программы и обоснована важность этнографических исследований.
2. Влахо-болгарские грамоты, собранные Венелиным и Бухаресте, представляли большой интерес как для палеографа, так и для историка болгарского языка. С.Б. Бернштейн в своем исследовании о языке валашских грамот ХIV—XV вв. положительно оценил изыскательскую деятельность Венелина в архиве Бухареста, назвал его "первым, кто понял большое значение валашских грамот для истории Валахии и болгарского языка" [69]. Рукопись "Влахоболгарских или дако-славянских грамот" была подготовлена Венелиным в конце 1832 г. и в марте 1833 г. получена Академией [70]. Она получила положительный отзыв акад. Востокова, но сам автор этого труда не увидел его опубликованным. Академия затягивала публикацию грамот. Как писал в 1835 г. Востоков, "грамоты сии предполагаемо было напечатать на счет Академии, к чему доселе не могло быть приступлено единственно потому, что в типографии Академической недостает некоторых литер, потребных к напечатанию сей книги..." [71]. Грамоты были изданы только в 1840 г., после смерти Венелина. В книге было опубликовано 66 грамот и 30 снимков, списки собственных личных имен, извлеченных из двух памятников, обширные историко-филологические комментарии. „Венелин дал, — отмечает С. Б. Бернштейн, — в основном верную характеристику языка славянских грамот Валахии, указал на отличие этого языка от языка молдавских грамот, обратил внимание на сербские элементы в языке грамот... В своих комментариях он обнаружил поразительно глубокое знание многих частных вопросов истории и быта Придунайских княжеств,
136
понимание роли и значения славянского элемента в формировании культуры и языка валахов и молдаван" [72].
Кроме грамот, Венелин привез 5 рукописных книг, перечисленных в одном из черновых писем П. И. Соколову [73] и несколько листов из рукописи XIV в. [74]. Как показано в работах Е. И. Деминой [75] и Г. К. Бенедиктова [76], среди этих книг были Тихонравовский дамаскин XVII в. и Тихонравовский сборник XVIII в. Отрывок из Тихонравовского дамаскина "Житие Петки Тырновской", как установила Е. И. Демина [77], вошел в его рукописную грамматику болгарского языка... в качестве хрестоматийного приложения. "Четь сию извлек из рукописного собрания разных поучительных слов на праздничные дни, писанных на простом наречии. Это я прилагаю в виде Христоматии болгарской, не от того, чтобы четь сия отличалась хорошим обработанным слогом (который остается еще обработать самим болгарам), но от того, чтобы заставить говорить самого какого-либо болгарина", — писал Венелин президенту Российской Академии Шишкову [78]. Как отмечает Венедиктов, Венелин был первым, кто обратил внимание русских ученых на памятники новоболгарской письменности XVII—XVIII вв. и на языковые особенности этих памятников [79] и тем самым существенно расширил базу изучения истории болгарского языка.
Не менее важным был страстный призыв Венелина к самим болгарам отыскивать и собирать древние рукописи на славянском языке как ценный исторический и языковой источник. В. Априлов, одним из первых откликнувшийся на этот призыв, пишет о своих усилиях продолжить это дело Венелина в предисловии к публикации собранных им болгарских грамот (1845 г.): "По кратковременному нахождению Венелина в собственной Болгарии, „ему не удалось достать ни одной грамоты, относящейся собственно до болгарской дипломатики... Неутомимый Венелин… не переставал домогаться сих грамот. Уже будучи в Москве, он писал мне о том. ...Чтобы успеть в чем-либо, я принужден был с места моего пребывания, Одессы, завести повсюду, по сему предмету, деятельную переписку. Я не жалел ни трудов, ни издержек. Но трудно было возбудить усыпленный, по сему предмету, дух моих соотечественников!" [80] Таким образом, призыв Венелина не остался неуслышанным и оказал свое положительное влияние на развитие болгарского Возрождения.
3. Составление грамматики новоболгарского языка было одной
137
из важных задач, поставленных Академией перед Венелиным. "Грамматика нынешнего болгарского наречия" была закончена им в 1834 г. и в 1835 г. отправлена в Петербург [81].
Первым рецензентом рукописи "Грамматики" был профессор Московского университета И. И. Давыдов. Его отзыв (от 25 мая 1834 г.) был написан в связи с обращением Венелина в Совет Московского университета о готовности занять новую кафедру "истории и литературы славянских наречий", которую предполагалось открыть в 1835 г. [82]. Отзыв Давыдова был благоприятным. Он счел, что, несмотря на недостатки, для более глубокого, "исторического", изучения славянских языков может быть полезной и грамматика, составленная Венелиным [83].
Другим по времени отзывом на "Грамматику" стал отзыв Востокова, который рассматривал ее по поручению министра народного просвещения С. С. Уварова (не позднее 20.10.1835 г.) [84]. Венелину предлагалось "исправить и пополнить Грамматику". Востоков обратил внимание на главную особенность гипотезы Венелина — его утверждение, что болгарский язык есть наречие русского. Он пишет: "Не отвергая в болгарском языке большего сходства с русским, нежели с другими славянскими наречиями, нельзя, однако, по моему мнению, считать болгарский язык наречием русского. Он слишком много имеет своего собственного" [85]. Однако и Востоков нашел полезным для славянского языкозпапня публикацию "Грамматики" [86].
Из Министерства народного просвещения рукопись была направлена в Российскую академию Шишкову. На заседании Академии (11.1.1836 г.) было постановлено направить рукопись в Рассматривательный комитет с тем, чтобы тот ''представил Академии мнение свое о достоинстве оной, и заслуживает ли спя грамматика издания насчет Академии в пользу сочинителя" [87]. Отзыв Рассматривательного комитета был отрицательным. Он готовился долго и лишь 16 января 1837 г. был вынесен на заседание Академии [88]. Комитет счел, что Венелин "не глубоко вникнул в язык", не предоставил "основательных и точных сведений" о языке. Особое недоверие вызвало утверждение об отсутствии падежей в болгарском языке и описание Венелиным системы глагольного спряжения: "нужно бы поверить, справедливо ли, что болгаре не имеют падежей..., чтобы глаголы болгарского языка по формам прошедшего времени могли быть разделены на пять спряжений..." [89] и пр. Неблагоприятное впечатление на членов комитета произвели
138
также небрежность в языке, неясность мысли при теоретических построениях, попытки использовать им же самим придуманные неологизмы ("фразеография", "речесочинение", "оборотопись" и пр.), масса грамматических ошибок. Комитет пришел к выводу, что "сочинитель очень сбивчиво изложил болгарскую грамматику и особенно состав глаголов" и потому, "к сожалению, не может одобрить сочинения г. Венелина, полагая, что гораздо полезнее было бы, если бы сочинитель составил небольшую болгарскую христоматию, присовокупив словарь...” [90]. Как справедливо замечает Г. К. Венедиктов, "данный отзыв закрыл дорогу труду Венелина к изданию" [91].
На отрицательное отношение Российской академии к "Грамматике" повлияло и одновременное рассмотрение Комитетом другой работы Венелина — "О словопроизводстве личных имен у задунайских и забалканских славян вообще, и в особенности о славянизме гуннских (филолого-критические объяснения)" [92], которую он предлагал сделать введением в грамматику болгарского языка и которая была опубликована полностью позднее (1889 г.) [93]. Тема этой статьи — славянизм гуннских имен — неоднократно затрагивалась в письмах Венелина, а также в его книге "Древние и нынешние болгаре..." Доказательство славянского происхождения гуннских имен Венелин считал важнейшим аргументом своей теории происхождения и расселения болгар. Поэтому одной из задач своего путешествия Венелин ставил проверку этого основополагающего утверждения. В своих письмах он неоднократно подчеркивал: "В историко-критическом отношении я достиг своей цели: поверил мои предположения с народом, и эти предположения теперь суть решительные положения или истины. Россизм болгарского племени ясен и явен. Замечательно еще и то, что „ многие даже мелочи, которые я изложил хотя довольно вероятным образом, но все-таки без поверки предположительным: так напр[мер] объяснение имен Аттилы, Бояна, Гордана... Эти имена и теперь еще во всенародном употреблении у болгар в двояком виде, в целом и в уменьшительном. Сей последний охотнее, как и везде, употреблялся простым народом: и вместо Тилан, Боян, Гордан говорят Тильо, Тиля, Бойо, Боя, Гърде; ...кажется, решительно нельзя сомневаться в болгаризме, или лучше сказать, россизме Аттилы и его гуннов, тем более, что все названия его родни и названия других так называемых гуннов его времени почти буквально находятся в болгарских грамотах Валахии" [94].
139
Рассматриватььный комитет справедливо нашел неубедительными сближения по созвучию болгарских и гуннских имен (Телан — Тилан — Тильо — Атилла; Крека — Крика и пр.), отметил отсутствие критического подхода к материалу и фантастичность выводов. Комитет имел основания сомневаться в компетентности Венелина в болгарской грамматике [95], однако, за отсутствием специалистов по болгарскому языку, он не смог разобраться в достоинствах работы (комитет состоял из М. Е. Лобанова, В. И. Панаева, Б М. Федорова и Востокова). Мнение крупного ученого, ведущего русского слависта Востокова специально оговаривалось в отзыве: "г. Востоков, находившийся в собраниях комитета, при рассмотрении болгарской грамматики, совершенно согласился с мнением членов; касательно же прежнего своего заключения о труде г. Венелина отозвался, что как болгарская грамматика есть первый опыт по сей части, то он и не хотел сперва строго судить ее, и хотя в представленном от себя мнении, указал на некоторые ее погрешности, однако за всем тем полагал полезным напечатание этой книги, как содержащей в себе материалы для изучающих языки славенские. Ныне же, когда другие члены комитета вменили себе в обязанность подвергнуть книгу сию подробнейшему рассмотрению, соглашается и он с их мнением насчет всех замеченных в этом сочинении недостатков и несообразностей" [96]. Востоков, занимавшийся изучением древнеболгарского языка, знавший многие славянские языки, лучше других мог понять слабости и достоинства труда Венелина. Однако на этот раз он не счел возможным поддержать Венелина.
Несмотря на серьезные недостатки "Грамматики" (среди них попытки возродить старые падежные формы, утраченные новоболгарским языком, отбросить членную форму и пр.), она давала представление о болгарском языке и его сложной грамматической структуре [97]. К тому же у Венелина не было предшественников: первая грамматика болгарского языка Неофита Рильского появилась лишь в 1835 г., а в руки Венелина она попала в 1837 г. Таким образом, [98] можно сказать, что Венелин положил начало научной разработке новоболгарского языка в России. Его материалы были использованы в очерке Бессонова "Главные вопросы языка новоболгарского", ставшем новым систематическим описанием грамматики болгарского языка в России (1855 г.). Как пишет С. Б. Бернштейн, "после издания труда Бессонова вопрос о необходимости издания грамматики Венелина окончательно решен
140
был в отрицательном смысле. На длительный период грамматика Бессонова остается у нас единственным пособием по изучению болгарского языка" [99].
4. Задачу составления словаря болгарского языка Венелину не удалось осуществить. После неудачи с "Грамматикой", задержкой публикации Академией валашских грамот Венелин, вероятно, не имел ни сил, ни средства для этой работы. Много времени отнимала у него подготовка 2-го тома истории болгар [100].
В заключение нужно сказать несколько слов и о брошюре Венелина "О зародыше новой болгарской литературы" (1837 г.) [101], написанной в значительной степени под влиянием путешествия и укреплявшихся связей с болгарами. Если в 1829 г. во "Введении" к 1 т. "Древних и нынешних болгар..." он пишет, что "о болгарской литературе нечего и говорить, ибо она еще не возродилась" [102], а из книг упоминает лишь "Рыбный букварь" П. Берона, то в этой брошюре он называет имена многих болгарских писателей и просветителей: Неофита Рильского, А. Кипиловского, К. Огняновича, Г. Крыстевича, Э. Васкидовича, Н. Хилендарского, Хр. П. Дупничанина, Р. Поповича. Коротко сообщая о своем путешествии в Болгарию, он высказывает ряд соображении относительно некоторых спорных вопросов формирования нового болгарского литературного языка, правописания и произношения. Здесь же Венелин пишет о своей работе над грамматикой болгарского языка, подчеркивая ее не учебную, а научную направленность в отличие от грамматики Неофита Рильского, а также стремление показать особенности живого народного языка [103]. Эта брошюра дважды в середине XIX в. издавалась в Болгарии. Мысли, изложенные в ней, оказали влияние, хотя и кратковременное, на формирование норм болгарского литературного языка начального периода, оживили интерес к проблемам родного языка среди самих болгар. Этот факт отмечается в работах ряда болгарских ученых (В. Златарский, Д. Ангелов, А. Тодоров-Балан и др.).
Таким образом, путешествие Ю. И. Венелина в Болгарию способствовало расширению и углублению его знаний об этой стране и дало конкретные результаты. Кроме этнографических и лингвистических, им было собрано большое число историко-географических и статистических материалов. Его убежденность в правильности выдвинутой им концепции происхождения болгар в результате этой поездки еще более окрепла. Это нашло развитие в его последующих
141
опубликованных и неопубликованных работах. Несмотря на несостоятельность ряда его исторических и лингвистических построении, вся деятельность Венелина на благо болгарского Возрождения послужила новым толчком для разработки болгаристической проблематики. Венелин прокладывал новые (хотя и не бесспорные) пути в изучении болгарской истории, языка, фольклора, поэтому его с полным правом можно назвать зачинателем болгаристики в России. Результаты научного путешествия Венелина далеко вышли за рамки первоначальной программы, перешагнули границы только русской науки и стали достоянием зарождающейся болгарской науки; его деятельность оказала благотворное влияние на развитие самосознания болгар, пионеров болгарского Возрождения. Как писал в своем очерке о Венелине Бессонов, первым обратившийся к описанию его путешествия, "все, чем только знаменуется возрождение болгарского просвещения, все то стоит в прямой или посредственной связи с именем Венелина..." [104] Бессонов выражал сожаление, что до сих пор (его очерк был написан в 1854 г.) не издан дневник, переписка и другие документы, касающиеся поездки Венелина. Можно надеяться, что это справедливое пожелание ученого, наконец, осуществится.