3. Ю. И. ВЕНЕЛИН О БОЛГАРСКОМ ЯЗЫКЕ
Г. К. Венедиктов
1. Предшественники Ю. И. Венелина о народном болгарском языке
2. Начальные занятия Ю. И. Венелина болгарским языком
3. О месте болгарского языка в ряду славянских языков
4. О языке первых славянских переводов
5. О территориальных различиях болгарского языка
В вышедшей недавно коллективной монографии "Славяноведение в дореволюционной России. Изучение южных и западных славян" о Ю. И. Венелине сказано, что он "одним из первых в России серьезно заинтересовался современным болгарским языком" [1]. Это в общем правильная констатация самого историко-научного факта, за рамками которой остаются, однако, ответы на два важных вопроса, а именно: кто были те другие, тоже "первые" в России наряду с Ю. И. Венелиным серьезно заинтересовавшиеся современным болгарским языком ученые, и в чем конкретно выразился их интерес к этому языку, каков был результат их интереса. Без ответа на данные вопросы, как мне представляется, не может быть исторически полной и верной оценка того, каков был вклад Венелина в изучение в России современного болгарского языка. Поэтому прежде чем приступить к освещению этого важнейшего раздела его болгаристической ученой деятельности целесообразно кратко остановиться на том, что в России было известно об этом языке непосредственно до Венелина и кто именно до него им интересовался.
1. Предшественники Ю. И. Венелина о народном болгарском языке
В первые три десятилетия XIX в. сведения в России о болгарском живом языке были крайне скудны. Еще в самом начало 1822 г. А. X. Востоков писал: "Так как доселе ни грамматики, ни словаря оному (болгарскому. — Г.В.) языку не издано, то и нельзя сделать о нем никакого верного заключения" [2]. Всего лишь несколькими месяцами позднее в том же году Востоков получил изданный незадолго до этого в Вене известный "Додатак к Санктпетербургским сравнитељним рјечницима" Вука Караджича, содержавший болгарские народные песни, словарные материалы и краткий очерк некоторых особенностей живого болгарского языка, представленного говором Разлога. Востоков сразу же оценил большое значение содержащихся здесь материалов болгарского языка для определения языковой основы древнейших памятников славянской письменности. В письме к графу Румянцеву от
52
1 мая 1822 г. он писал о большом значении "вновь присовокупленных к этому ("Додатку". — Г.В.) слов болгарского диалекта, доселе никем не описанного, и что еще важнее, небольшой Грамматики сего последнего диалекта, который, довольно отличаясь от сербского, сохранил большие сходства с церковнословенским, что и подкрепляет догадку мою о тождестве церковнославянского языка с древним славеноболгарским" [3].
Можно было бы думать, что, получив "Додатак" Вука Караджича, Востоков тогда же, в 20-е годы, ближе заинтересовался живым болгарским языком и, может быть, даже стал его изучать. Однако каких-либо данных об этом, а тем более описаний этого языка у него нет. Следующим же известным "откликом" Востокова о живом болгарском языке был его отзыв о "Грамматике нынешнего болгарского наречия" Венелина, написанной по поручению Российской академии по возвращении из Болгарии и остающейся в рукописи до наших дней. Отзыв этот Востоков написал в 1835 г. по указанию министра народного просвещения С. С. Уварова в связи с необходимостью решения вопроса о целесообразности печатания труда Венелина за счет Академии. Отзыв Востокова долгое время был известен, главным образом, по его краткому изложению в брошюре Венелина "О зародыше новой болгарской литературы" [4] и только в начале 50-х годов нашего столетия подробнее о нем сообщила М. В. Лунина [5]. Полный текст данного отзыва ("Замечаний") несколько лет назад был опубликован автором настоящей статьи [6]. Востоков не согласился с мнением Венелина о том, что болгарский язык есть наречие русского, несмотря на наличие большого сходства между ними, отметил ряд конкретных погрешностей в описании и объяснении некоторых вопросов грамматики, но общее заключение его было благоприятным: "Несмотря однакож на сие и другие места, в которых я не могу согласиться с г. Венелиным, нахожу я в Грамматике его весьма много дельного и полагаю, что издание оной в свет принесет большую пользу языкознанию словенскому" [7]. Вскоре, однако, Востоков свое мнение о "Грамматике" Венелина изменил. В 1837 г. Рассматривательный комитет Российской академии, который решал вопрос о целесообразности издания "Грамматики" на средства Академии (в его состав входили А. X. Востоков, М. Е. Лобанов, В. И. Панаев и Б. М. Федоров), дал резко отрицательным отзыв о труде Венелина и отказал ему в публикации. Что же касается позиции в этом вопросе Востокова, то в заключении комитета было
53
сказано: "Комитет поставляет присовокупить, что г. Востоков, находившийся в собраниях комитета, при рассмотрении болгарской грамматики, совершенно согласился с мнением членов; касательно же прежнего своего заключения о труде г. Венелина отозвался, что как болгарская грамматика есть первый опыт по сей части, то он и не хотел сперва строго судить ее, и хотя, в представленном от себя мнении, указал на некоторые ее погрешности, однако за всем тем полагал полезным напечатание этой книги, как содержащей в себе материалы для изучающих языки славенские. Ныне же, когда другие члены комитета вменили себе в обязанность подвергнуть книгу сию подробнейшему рассмотрению,, соглашается и он с их мнением насчет всех замеченных в этом сочинении недостатков и несообразностей " [8].
Отметим попутно, что хронологически первым отзывом о "Грамматике нынешнего болгарского наречия" был отзыв профессора Московского университета И. И. Давыдова, который был им составлен по поручению Совета Университета с целью оценки профессиональной подготовленности Венелина как претендента на "преподавание славянского языка" в Университете. Давыдов болгарского языка не знал, в чем он сам чистосердечно и признался в своем заключении о "Грамматике", дав, говоря современным языком, число формальный отзыв [9].
Оба отзыва Востокова и Давыдова — относятся к середине 30-х годов и не свидетельствуют о собственных занятиях рецензентов болгарским языком. Характеризуя первый отзыв Востокова, авторы соответствующего раздела в упомянутой в начале статьи коллективной монографии "Славяноведение в дореволюционной России" пишут, что отзыв этот показывает все же об отсутствии у Востокова "специального интереса к современному болгарскому языку": рецензированная им "Грамматика" Венелина "давала удобный повод для широкого обсуждения особенностей грамматического строя болгарского языка, единственного славянского языка аналитической структуры, однако Востоков им практически не воспользовался" [10].
Возвращаясь же к 20-м годам — ко времени до выхода в свет первых трудов Венелина, надо отметить, что другим русским ученым, наряду с Востоковым, обратившим внимание на живой болгарский язык, был П. И. Кеппен. Совершая в начале 20-х годов путешествие по славянским странам, Кеппен в августе 1822 г. посетил г. Германштадт (ныне г. Сибиу в Румынии), где познакомился
54
с жившими там болгарами-переселенцами, в том числе и с Дм. Мустаковым. Из путевого дневника Кеппена видно, что в беседах с германштадтскими болгарами он обсуждал использованную Караджичем в "Додатак'е" для болгарского языка графику и орфографию, произношение некоторых болгарских звуков, отдельные слова. Особый интерес Кеппен проявил к вопросу о диалектах болгарского языка, его диалектному разнообразию. Интересовался он и первыми опытами литературной обработки живого болгарского языка; получил он и список (своего рода словарик) 360 болгарских слов и какие-то другие образцы языка. Некоторые свои соображения — в общей и краткой форме — по отдельным из этих вопросов Кеппен изложил в своих статьях, опубликованных в середине 20-х годов [11].
Третьим, известным нам, лицом, проявившим в России интерес к болгарскому языку до Венелина, был А. М. Спиридов — сотрудник российского консульства в Бухаресте в начале 20-х годов. В августе 1822 г. от встретился в Германштадте с Кеппеном и порекомендовал ему там "заняться булгарскими наречиями с одним булгарским священником" [12]. В 1825 г. Спиридов опубликовал обзорную статью о славянах, живших в Европейской части Турецкой империи, указав в ней кратко, что болгарский язык в разных местах проживания болгар различен и испорчен примесями других языков" [13].
Таковы были первые сведения о современном (живом) болгарском языке в России до Венелина. Сведения эти, как видим, крайне скудны. Естественно, Венелин не мог знать замечаний о болгарском языке в письмах Востокова и путевом дневнике Кеппена. Но он, вероятно, знал (или должен был знать) то, что писали об этом языке в опубликованных статьях Кеппен и Спиридов, из которых он мог, кажется, заключить хотя бы то, что болгарский язык на территории своего распространения распадается на какие-то диалекты, имеет какие-то местные различия ("провинциализмы") и испытал влияния других языков, прежде всего турецкого, сказавшееся на его чистоте.
Гораздо больше сведений о живом болгарском языке Венелин мог почерпнуть из "Додатак'а" Караджича. Когда именно он ознакомился с этим трудом сербского филолога, сказать пока невозможно. Бесспорно, однако, что труд этот был ему известен еще до поездки в Болгарию. Это следует из письма Венелина к непременному секретарю Российской академии П. И. Соколову от
55
2 сентября 1830 г. из Силистры. В письме Венелин отмечает, что жители Котела "очень часто употребляют после существительных ука[за]тельное атъ (вместо тотъ), та, то, тъ. Посему Вук Стефанович в сво[ем] Додатаке к Сравн[ительному] слов[арю] несправедливо присудил болгарскому языку эти частицы" [14]. В первоначальном варианте этого чернового письма за приведенными словами следовало: "в котором они не употребительны, кроме жителей Казани (т. е. Котела. — Г.В.) и его окрестностей". Повидимому экземпляр "Додатак'а" Караджича Венелин имел с собой во время путешествия. В противном случае следовало бы признать, что он настолько хорошо запомнил его содержание, что и в Силистре мог сослаться на мнение Караджича о "частицах", т. е. членных формах.
Получается, таким образом, что к изучению болгарского языка Венелин подошел в сущности совершенно самостоятельно, без какой-либо опоры на опыт своих предшественников и современников в России, проявивших интерес к болгарскому языку.
2. Начальные занятия Ю. И. Венелина болгарским языком
У нас нет данных о том, что Венелин заинтересовался болгарским языком еще до приезда весной 1823 г. в Кишинев. Но нет никаких сомнений в том, что именно в этом городе, где он прожил немногим более двух лет и где жило много болгар-переселенцев, у него зародился и сложился глубокий интерес не только к болгарам и их истории, но и к их языку в частности. Общаясь с болгарами в Кишиневе, он изучал их язык и, надо думать, в какой-то мере овладел им и практически, что ему как славянину и к тому же хорошо знавшему ряд современных европейских и древних языков, вероятно, не составило большого труда [15]. Тем не менее приходится заключить, что до поездки в Болгарию Венелин практически владел болгарским языком еще слабо. Это следует и из его собственных слов о том, что в Одессе, куда он прибыл летом 1830 г. по дороге в Болгарию, встретившись в одной лавке с "сизопольским уроженцем", не умевшим говорить по-русски, он "пытался с ним кое-как (объясняться, разговаривать. — Г.В.) по-болгарски, и дело пошло кое-как на лад" [16]. Показательно, что первые дни пребывания в Варне в том же году Венелин пользовался услугами переводчика, но в болгарской среде он быстро преуспел в практическом овладении болгарским языком настолько, что от этих услуг он
56
вскоре отказался. "В короткое время, — писал Венелин М. П. Погодину 20 августа 1830 г. из Силистры, — я так приучился, что разговариваю уже без переводчика, только трудно их (болгар — хозяев квартиры. — Г.В.) приучить, чтобы говорили они со мною по-своему, а то вечно ломают русский" [17].
Вполне возможно, что ещё в Кишиневе Венелин задумал написать очерк грамматики болгарского языка, работу над которым он, может быть, продолжил позже в Москве. Во всяком случае ко времени выхода в свет первого тома "Древних и нынешних болгар" в 1829 г. у него уже был какой-то набросок болгарской грамматики, о котором он сообщал. "Я написал подробный разбор его (болгарского языка. — Г.В.) по всем частям речи и непременно приложу оный к последнему тому сего сочинения" [18]. Каких-либо других, более определенных, сведений об этом "разборе" болгарского языка нет [19].
Кроме непосредственного общения с болгарами в Кишиневе до путешествия в Болгарию в 1830 г. Венелин мог почерпнуть сведения о болгарском языке и из известных ему печатных болгарских книг того времени. По крайней мере одна из них Венелину была хорошо известна еще до отъезда в Болгарию, и он был о ней высокого мнения. Речь идет об изданном в 1824 г. "Букваре с различными поучениями" П. Берона, более известном в литературе под названием "Рыбный букварь", о котором Венелин писал: "Я не видел ни одной русской азбуки, которую бы можно сравнить с достоинством сей книжки, весьма поучительной; изложение статей ее ясно, слог приятный, показывающий, что болгарский язык гибок для всяких оборотов" [20]. Возможно также, что, будучи в Кишиневе, Венелин читал (во всяком случае мог читать) "Инструкцию об обязанностях сельских приказов", составленную, как полагают, генералом И. Н. Инзовым и переведенную на болгарский язык для болгар-переселенцев в Новороссийском крае. Эта "Инструкция" в 1821 г. была издана в Кишиневе в виде брошюры с параллельным текстом на русском и болгарском языках.
В общем можно сказать, что еще до путешествия в Болгарию Венелин имел такое представление и знания о болгарском языке — его структуре и особенностях сравнительно с русским и другими славянскими языками, каких в то время никто другой из ученых в России не имел. Эти представления и знания, базировавшиеся, главным образом, на его собственных наблюдениях над живым болгарским языком в общении с болгарами в Кишиневе, а также на
57
чтении весьма скудного еще списка доступных ему печатных болгарских книг, сам Венелин трезво оценивал как совершенно недостаточные для серьезных научных занятий. Об этом свидетельствует и его собственное признание в ограниченности знаний о болгарах в целом до его поездки в Болгарию. "Прежде я очень мало видал болгар, — писал он 2 сентября 1830 г. из Силистры П. И. Соколову, непременному секретарю Российской академии, — некоторые частные и другие более поверхностные сведения о сем народе служили мне единственным основанием и руководством к многим выводам, изложенным в моей книге (т. I "Древних и нынешних болгар". — Г.В.)" [21].
Совершенное Венелиным в 1830 г. путешествие в Болгарию (к сожалению, очень кратковременное по не зависящим от него обстоятельствам), пребывание в Бухаресте и на обратном пути в Кишиневе стали важнейшим этапом в расширении и углублении его знаний о болгарском народном языке, что было прямо обусловлено задачей, которая была поставлена перед ним командировавшей его Российской академией. Сам Венелин считал, что "главнейшим из поручений" Академии было "изучить язык на месте и составить его Грамматику" [22].
Нужно заметить, что в результате обсуждения в Академии в начале 1830 г. плана (программы) путешествия, предложенного Венелиным, задачи по изучению живого болгарского языка были существенно изменены. В первоначальном проекте программы, составленной лично Венелиным, предлагалось: "Путешественник должен исследовать болгарский язык в синтетическом и аналитическом отношении, то есть обозреть его грамматику, свойства, слог, связь и отношения его к малорусскому, карпаторусскому и великорусскому наречиям" [23]. В окончательном же варианте программы путешествия, разработанном с его участием в Академии и утвержденном ею в виде "Инструкции", которою должен был руководствоваться Венелин, было записано: "В проезде через области Задунайские путешественник, кроме исторических и филолого-археологических изысканий, займется преимущественно изучением болгарского языка, соберет все возможные сведения относительно наречий оного, обращая внимание и на коренные слова, коих нет в русском языке, а остались в оном одни только производные и сложные. Составит грамматику и небольшой словарь болгарский с примерами повествовательной прозы (курсив наш. — Г.В.)" [24].
58
В напутственной программе-инструкции обращают на себя два момента: во-первых, изучение болгарского языка ставилось как преимущественная задача, при этом Венелину предписывалось собирание максимально полных (всех возможных) данных о наречиях этого языка и, во-вторых, воплотить результаты этого изучения конкретно в виде грамматики, небольшого словаря с хрестоматией ("примерами повествовательной прозы"). Можно было бы ожидать, что в конкретизации программы путешествия в таком плане сказалось мнение Кеппена, первого из русских ученых проявившего, как уже сказано выше, интерес к болгарскому живому языку и в частности к его территориальным различиям во время своего пребывания в 1822 г. в Германштадте и общения с жившими там болгарами. Но Кеппен, по-видимому, уклонился от каких-либо рекомендаций и при первой же встрече с Венелиным сказал ему, что "не может дать обширных наставлений", расспросив только о намерениях самого Венелина [25].
В соответствии с полученной "Инструкцией" Академии во время путешествия Венелин собирал материалы для грамматики и словаря болгарского языка, общаясь с большим числом болгар сначала в Одессе, а затем в Варне, Силистре, Бабадаге, Бухаресте, куда стекались, особенно во время только что закончившейся русско-турецкой войны, болгары из разных областей за Дунаем. Он наблюдал за речью уроженцев разных районов, сравнивал ее, обращая внимание на территориальные различия, интересовался чистотой речи болгар в разных населенных пунктах, собирал данные о территории распространения болгарского языка. Много усилий прилагал Венелин для сбора народных песен болгар, рукописных и печатных книг на болгарском языке. В Бухаресте он упорно работал над влахо-болгарскими грамотами — драгоценными памятниками по истории болгарского языка. Все это составило достаточно солидный фундамент, на котором он строил свои заключения о болгарском языке, написал "Грамматику нынешнего болгарского наречия" и "Влахо-болгарские или дако-славянские грамоты".
Нельзя забывать при этом, что первые болгарские грамматики, составленные самими болгарами — Неофитом Рильским, Христаки Павловичем, Неофитом Возвели, были изданы в 1835-1836 и ., т. е. уже после завершения работы Венелина над названными трудами и всего за три-четыре года до смерти русского ученого. Причем, кажется, только "Болгарская грамматика" Неофита Рильского
59
(1835) была ему хорошо известна и о ней, особенно о ее вступительной части "Филологическо предуведомление", он был высокого мнения [26]. Можно, таким образом, с полным основанием утверждать, что свои заключения о болгарском языке Венелин излагал, опираясь на собственные наблюдения и материалы.
Сказанное выше, а в еще большей степени серьезный анализ трудов Венелина, опубликованных и оставшихся в рукописи, как и сохранившихся писем, дают все основания рассматривать его как подлинного зачинателя отечественной лингвистической болгаристики в России. Его деятельность в этой области уже давно привлекает внимание многих исследователей, дающих неоднозначную, в том числе и весьма критическую оценку его взглядов по тем или иным вопросам. Подтверждением незатухающего интереса к этому аспекту ученой деятельности первого российского болгароведа в наши дни служит публикуемая в настоящем сборнике обширная статья Е. И. Деминой "О первом опыте кодификации болгарского литературного языка эпохи Возрождения. Концепция Ю. И. Венелина", в которой впервые дан глубокий анализ теоретического подхода и практического решения Венелиным сложных проблем устройства нового болгарского литературного языка.
В настоящей же статье ниже мы рассмотрим другие вопросы, решению которых на заре отечественной болгаристики Венелин придавал большое значение и собственное мнение по которым он страстно отстаивал [27].
3. О месте болгарского языка в ряду славянских языков
Венелин решительно отстаивал положение о том, что болгарский язык — это отдельный, самостоятельный славянский язык, а не диалект одного из славянских языков. Это положение, не вызывающее никаких сомнений в настоящее время, в 20—30-е годы XIX в. отнюдь не было столь же очевидным, и Венелину приходилось неоднократно подчеркивать и доказывать самостоятельность болгарского языка в ряду славянских языков. И в том, что это положение укрепилось в науке, прежде всего в отечественном славяноведении, есть большая заслуга именно Венелина.
Между тем в существующей литературе уже давно утверждается, что Венелин считал болгарский язык наречием русского, и это его положение давно уже подвергается критике. Такое представление мнения Венелина по столь важному вопросу, каким является вопрос
60
о статусе болгарского языка, глубоко ошибочно, хотя повод для такого именно понимания позиции Венелина дают его собственные высказывания. Это заставляет остановиться на данном вопросе подробнее, чтобы снять незаслуженные упреки Венелина в якобы допущенной им фундаментальной ошибке.
В трудах Венелина и его письмах действительно нередко встречаются высказывания, которые дают прямой повод утверждать, что он придерживался именно такого мнения. Так, в начале "Грамматики нынешнего болгарского наречия", указав на наличие в болгарском существительных, отличающихся ("уклоняющихся") от русских и в чем-то измененных, но совершенно понятных ("вразумительных") для русского читателя, он пишет: "Сии изменения составляют принадлежность болгарского наречия русского (общего) языка и происходят от более или менее уклоняющегося произношения общих слов" (курсив наш. — Г.В.) [28]. В другом месте этого труда, говоря об архаизации как о наиболее целесообразном, с его точки зрения, пути нормализации формировавшегося нового литературного языка, Венелин указывает, что обращение болгар к "прежним формам" (т. е. старым, утраченным в живом языке) в значительной мере способствовало бы сближению их с "русским языком, коего они собственно суть только наречие" [29]. Позднее, за полтора года до смерти, в письме В. Априлову от 27 сентября 1837 г., вспоминая о встречах с молодыми болгарами-торговцами в Силистре осенью 1830 г., он отмечает, что в общении с этими болгарами он быстро "навострился в болгарском языке, а они в русском" и что "это не стоило большого труда, потому что болгарский язык есть отрасль русского” [30]. Обращаю внимание на это высказывание Венелина, потому что оно относится к последним годам жизни ученого, когда почти все основные его труды уже были им написаны, и, следовательно, приведенного мнения об отношении болгарского языка к русскому он придерживался до конца своей жизни.
Высказывания эти на первый взгляд дают все основания утверждать, что Венелин действительно отказывал болгарскому языку в самостоятельности в семье славянских языков, считая его лишь одним из наречий русского языка, к которому, согласно современной русской диалектологии, относятся наречия южнорусское (южновеликорусское) и севернорусское (северновеликорусское). Иными словами, как бы получается, что Венелин ставил болгарский язык на один уровень основного диалектного членения
61
русского языка с его южнорусским и севернорусским наречиями. Так именно понимаемые высказывания Венелина о соотношении болгарского и русского языков создают представление о его мнении по этому вопросу как о совершенно произвольном, ненаучном и даже фантастическом.
На это мнение обратили внимание уже первые рецензенты "Грамматики нынешнего болгарского наречия" — упоминавшиеся выше И. И. Давыдов и А. X. Востоков. Если Давыдов в своем кратком отзыве только констатировал рассматриваемое здесь мнение и не решился выразить своего отношения к нему, как и по другим вопросам, видимо, из-за незнания болгарского языка [31], то А. X. Востоков высказался о нем вполне определенно: "Г. Венелин в самом начале Грамматики своей принимает в основание, что болгарский язык есть наречие русского, а потому и сравнивает оный беспрестанно с русским... Не отвергая в болгарском языке большего сходства с русским, нежели с другими славенскими наречиями, нельзя, однако, по моему мнению, считать болгарский язык наречием русского. Он слишком много имеет своего собственного" [32].
Венелин, однако, с этим серьезным замечанием Востокова, судя по всему, не согласился. Характеризуя в целом отзыв маститого ученого о "Грамматике", полученный в конце сентября 1835 г., Венелин позднее, почти через два с половиной года, писал: "Замечания А. X. Востокова принадлежат больше к высшей филологии, нежели к простому изложению грамматических форм, и, как кажется, причиною их было то обстоятельство, что именно в некоторых местах следовало выразиться еще подробнее. Следовательно, это давало мне возможность сделать на них свои замечания. Но это походило бы на ученый спор, который давал мне повод к пополнению грамматики" [33]. Относил ли Венелин к "высшей филологии" приведенное выше серьезное замечание Востокова, сказать трудно, поскольку само это замечание он оставил без каких-либо комментариев со своей стороны. Имея в виду, однако, его гипотезу об исконно славянском характере волжских болгар и их ближайшем родстве с великороссами и малороссами, которой он придерживался до конца своей жизни, можно думать, что своего мнения о болгарском как о "наречии русского языка" Венелин не изменил и после возражения Востокова. Подтверждением этому служат и приведенные выше его слова из письма к В. Априлову от
62
27 сентября 1837 г. о том, что "болгарский язык есть отрасль русского".
В наше время изложенная точка зрення Венелина также подвергается критике [34]. Отмечая, что его труды "в области языкознания стояли ниже науки того времени" [35], С. Б. Бернштейн имеет в виду, надо полагать, и это важное положение о болгарском языке как одном из русских, наречий. Еще более суровую оценку этого положения находим в статье В. П. Чорного о Венелине, опубликованной в биобиблиографическом словаре "Славяноведение в дореволюционной России". Характеризуя ученую деятельность первого русского болгароведа, автор этой статьи пишет: "Не получив специальной подготовки в области истории и филологии и не владея методами этих наук, Венелин развивал в своих трудах фантастические и ненаучные теории (в частности, пытался доказать, что болгарский язык является наречием русского языка)" [36]. Такая характеристика мнения Венелина о болгарском языке в данном справочно-энциклопедическом издании должна рассматриваться, видимо, как весьма авторитетная и достаточно обоснованная. Между тем, несмотря на всю очевидную на первый взгляд фантастичность и ненаучность попытки Венелина утвердить положение о несамостоятельности болгарского языка и включении его в рамки языка русского на правах одного из его наречий, такая оценка нуждается, как мне кажется, в серьезной коррекции.
В трудах Ю. И. Венелина находим множество подтверждений иного его понимания отношения болгарского языка к русскому. Уже в т. I "Древних и нынешних болгар" он совершенно ясно и недвусмысленно говорит о самостоятельности болгарского языка в ряду остальных славянских языков. "Язык болгарский, — пишет он, — отличается от всех прочих сродственных как сербского, кроатского, словенского, русского и проч. и составляет совсем особое славянское наречие" (курсив наш. — Г.В.) [37]. Как видим, Ю. И. Венелин ставит здесь болгарский язык в один ряд с другими славянскими языками — сербским, словенским, хорватским и русским, а не с диалектами или наречиями (в современном их понимании) этих языков. Говоря, что болгарский — это "совсем особое славянское наречие", он хотел здесь подчеркнуть не только самостоятельность болгарского языка как одного из современных славянских языков (на это в конце 20-х годов прошлого столетия важно было специально обратить внимание), но и его значительное своеобразие в кругу этих языков.
63
Чтобы оценить важность этого заключения, нужно иметь в виду, что в 20-е годы было распространено мнение о болгарском как об одном из диалектов сербского языка. Известно, что такого мнения придерживался патриарх славянской филологии Й. Добровский. Были сторонники такого мнения и в России. Например, Н. Полевой в 1829 г. в перечень славянских языков болгарский не включает и рассматривает его как "наречие сербское, к которому причисляются языки собственно сербов, булгаров, босняков, черногорцев, славонов или далматинцев, вообще славян, обитающих на север от древней Фракии и Греции и на юг от Германии, Венгрии и России" [38].
Положение о самостоятельности болгарского языка в ряду других славянских языков Венелин высказывает и в последующих своих трудах, в которых уже нашло отражение и результатов изучения им этого языка во время и после путешествия в Болгарию. Так, в последней главе "О напеве болгарского языка" в своей "Грамматике" он пишет: “...нынешний болгарский язык наравне с русским и сербским не нуждается в знаках ударения (курсив наш. — Г.В.)" [39]. Обращает здесь на себя внимание различие в обозначении языка болгар: язык — в приведенном заглавии главы и наречие — в заглавии всего труда "Грамматика нынешнего болгарского наречия".
О таком именно понимании Венелиным болгарского языка свидетельствуют и его высказывания о сравнительной близости этого языка с другими славянскими. Так, в т. I "Древних и нынешних болгар" он пишет: "Вообще язык сей (болгарский. — Г.В.) более всего подходит к сербскому и после к малороссийскому. Сербы довольно хорошо понимают болгар, точно так как поляки или кроаты чехов" [40]. Об исключительной близости болгарского к украинскому ("малороссийскому"), называя на этот раз его наречием, Венелин говорит и в другом месте: "Малорусское наречие имеет чрезвычайное сродство с болгарским, почти тот же дух и те же обороты (что яснее выкажется из-за сравнения их с другими славянскими наречиями" [41]. Что касается сходства болгарского с русским, то Венелину в общем оно представлялось меньшим, чем с сербским или украинским. Более того, он совершенно определенно констатировал наличие существенных различий между ними. "Конечно, — писал он, — между нынешним русским и болгарским языком довольно чувствительная разница" (курсив наш. — Г.В.) [42]. (Срв. с этим приведенное выше мнение А. X. Востокова, указавшего
64
на то, что болгарский "слишком много имеет своего собственного", т. е. отличительного от русского, чтобы его можно было считать наречием русского языка). В другом месте Венелин пишет: "Отличительная разница между болгарским и собственно-русским наречием бросается в глаза" [43]. Наряду с этим Венелин отмечал и наличие у русского (великорусского) "своей особенной связи с болгарским, которой малорусское (т. е. украинское. — Г.В.) уже не имеет" [44].
Мнения о самостоятельности болгарского языка Венелин придерживался и позднее. Убедительным подтверждением этому служит его "Конспект преподавания истории славянского языка и литературы". Этот "Конспект" был составлен им в 1834-1835 гг. вскоре после завершения работы над "Грамматикой" по поручению Совета Московского университета в связи с его намерением занять в этом университете славистическую кафедру. Согласно "Конспекту", одной из целей курса "истории славянского языка и литературы" Венелин ставил "аналитическое и синтетическое обозрение всех существующих ныне славянских наречий" [45]. Перечень этих наречий, т. е. языков, в "Конспекте или порядке чтения" данного обозрения открывает болгарское наречие, за которым следует сербское, кроато-далматское, словенское, чешско-моравское, сорабское или сербское (лужицкое) и польское. Любопытно и в то же время весьма показательно, что в самом перечне языков зарубежных славян названо болгарское наречие, а в аннотации материала, на котором Венелин предполагал строить свой курс об этом наречии, указан болгарский язык: "По собственной грамматике болгарского языка" [46], хотя в самом заглавии этого труда, как известно, стоит слово "наречие", а не "язык" — "Грамматика нынешнего болгарского наречия". Совершенно ясно, что в учебной программе университетского курса по языкам ("наречиям") зарубежных славян Венелин ставил болгарский в один ряд с перечисленными здесь языками, а не рассматривал его как наречие русского языка. П. А. Лавров, опубликовавший этот "Конспект", в самом конце XIX в., обратил внимание на то, что в свое "аналитическое и систематическое обозрение" языков зарубежных славян Венелин не включил "древнеславянский язык". Объяснение этому он видел в том, что Венелин решительно считал этот язык древнеболгарским и что глубокое убеждение в этом автора "Конспекта" зиждилось на его близком знакомстве с болгарским языком" [47].
65
Из сказанного здесь со всей очевидностью следует, что Венелин рассматривал современный болгарский язык как один из самостоятельных славянских языков, а не как одно из наречий современного русского языка. Об этом говорит не только то, что он ставит болгарский в один ряд с другими славянскими языками, но также и то, что сравнивает болгарский с современным ("нынешним") русским языком в целом или современным русским литературным языком, а не с одним из его территориальных наречий — севернорусским или южнорусским. Если бы Ю. И. Венелин действительно считал болгарский наречием современного русского, то он не стал бы их сравнивать между собой, устанавливать степень их близости или глубину различий, поскольку нелогичность такого сопоставления "части и целого" очевидна, и трудно себе представить, что Венелин не понимал этого или не видел внутренней противоречивости в таком сопоставлении.
Заблуждение исследователей в оценке мнения Венелина об отношении болгарского языка к русскому и в связи с этим вообще о месте болгарского языка среди других славянских объясняется двумя причинами.
Одна из них — понимание термина "наречие", широко используемого Венелиным для обозначения языка болгар, только в ею современном значении, принятом в диалектологии, как "совокупность местных говоров и диалектов какого-либо языка, обладающих общими для них диалектными особенностями'' (например, южновеликорусское наречие, северновеликорусское наречие русского языка) [48]. Поэтому приведенные выше высказывания Венелина о болгарском языке как наречии русского воспринимаются исследователями как признание им того, что современный болгарский язык есть одно из наречий (в приведенном здесь значении) современного русского языка. Между тем Венелин широко использует термин "наречие" и в значении "язык". В таком значении этот термин в его время широко употреблялся и выступал часто как синоним термина "язык". В настоящее время данное значение этого термина воспринимается как устаревшее, что и фиксируется толковыми словарями. В цитируемом здесь толковом словаре оно иллюстрируется следующим примером из романа "Накануне" И. С. Тургенева: " — Русскому стыдно не знать по-болгарски. Русский должен знать все славянские наречия" [49].
Параллельное использование терминов "язык" и "наречие" в одном и том же значении "язык" — обычная практика ученых
66
прошлого века, особенно первой его половины. Этой практике следует в своих трудах и Венелин, что уже можно было заметить и на примере некоторых из цитированных выше положений из его трудов. Для более убедительного подтверждения этого приведем еще несколько подобных выдержек.
В посмертно изданных "Критических исследованиях об истории болгар" Венелин подвергает критике положения Й. Добровского о том, что первый перевод священного писания был сделан на сербский язык или что "кирилловым языком было древнее, еще несмешанное сербо-болгаро-македонское наречие". Он пишет: "Что значит: несмешанное сербо-болгаро-македонское наречие? Из сего неопределенного заключения выходит только неопределенное, смешанное понятие о названии церковного языка. Что сербский и болгарский суть два различные языка или наречия, нет ни малейшего сомнения: сие различие обоих языков, начиная отныне, восходит в древность к своим старым прадедам в параллельном расстоянии, т. е. сии языки были различны между собою во все времена, ибо во все времена болгаре были болгарами, а сербы сербами, т. е. оба народа были не одно и то же" (курсив наш. — Г.В.) [50]. Венелин, как видим, утверждает древнее, исконное различие сербского и болгарского как языков различных, которые он тут же называет и наречиями. Это "два различные языка или наречия" — весьма показательно для параллельного, однозначного употребления им терминов "язык" и "наречие" применительно к болгарскому, другим славянским и неславянским языкам.
Другой пример. В начале книжки "О зародыше новой болгарской литературы" Венелина читаем: "Говоря о болгарском языке, надобно заметить, что нынешний болгарский язык к старому болгарскому (т. е. нашему церковному) находится почти в таком же отношении, как и новогреческий к старому же греческому" [51]. Но в другом месте этой же книги, характеризуя отношение современного болгарского языка к древнему болгарскому и к другим славянским языкам, Венелин говорит не о языках, а о "наречиях". Так, одну из задач своей "Грамматики" он видел в том, чтобы "передать в ней живое нынешнее болгарское наречие так, как оно есть, с показанием всех его отступлений от старого болгарского (нашего церковного) и прочих славянских наречий" [52].
Параллельное употребление терминов "язык" и "наречие" многократно встречаем и в самой "Грамматике" Венелина. Например, на стр. 72, говоря об образовании существительных на -ба и -тва, он
67
пишет, что "болгарский язык (даже и русский) тогда только прибегает к образованию глагольных [существительных] на -ба и -тва, когда встречает какое-либо неудобство в образовании глагольного -ие", а несколькими строками ниже, резюмируя сказанное выше о существительных с данными суффиксами, он эти же языки называет уже наречиями: "Вот законы, коим следуют довольно единогласно и болгарское и русское наречия, между тем как западные славянские не следуют во всем сим умягчительным правилам". Или на с. 324 "Грамматики", где говорится об общих чертах в болгарском и западнославянских языках: "Конечно, иной мог бы принять это за галлицизм в болгарском наречии, точно также как на равном основании можно было бы допустить болгаризмы во французском. Дело только в том, что новоболгарский язык попал на ту же стезю многих оборотов, как и другие новые языки Западной Европы". Еще один пример параллельного употребления этих же терминов: "...Я изложу несколько оборотов и идиотизмов болгарского языка, которые 1) удобнее бросаются в глаза наблюдателю и 2) которые более выражают идиотичную собственность или сторону болгарского наречия" (с. 309; курсив здесь и выше наш. — Г.В.).
Перечень подобных примеров можно легко умножить, но и приведенных вполне достаточно, чтобы убедиться в широком употреблении Венелиным термина "наречие" в значении "язык". Говоря о болгарском наречий, он несомненно имел в виду язык болгарский как один из самостоятельных славянских языков с присущими ему специфическими особенностями.
Обратимся теперь к другой причине неверной оценки или неверного истолкования положения Венелина о болгарском языке (болгарском наречии) как наречии русского языка. Источник ее лежит на поверхности и заключается в том, что русский язык в таком контексте воспринимается исследователями как современный русский, т. е. один из современных восточнославянских языков.
В действительности, однако, русским языком Венелин здесь называет и тот общий древний язык, из которого развились современные языки восточных славян и к которому исторически, по его мнению, восходит современный болгарский язык. Уже в т. I "Древних и нынешних болгар" достаточно четко изложена точка зрения Ю. И. Венелина именно об исторической принадлежности современных русского, украинского и болгарского языков к единому общему для них "корню" — русскому языку, который в
68
современной терминологии можно было бы назвать общим древневосточнославянским. "Итак, — писал Венелин, — русский язык разделяется на три главные наречия, великорусское, малорусское и волгорусское, т. е. болгарское" [53]. Такое разделение — следствие длительного развития в разных географических условиях россов — славянского народа, "уже искони" занимавшего обширную восточноевропейскую территорию и разделившегося на "три наречия или части", которые Венелин "по местоположению" их называет "северною (великороссы)", "южною (малороссы)" и "восточною или волжскою (волгороссы или болгаре)" [54]. Поскольку "русский язык", на котором говорили россы, "занимал огромное пространство с берегов Вислы за берега Волги, от пределов Чуди до гор Карпатских и Серета и Прута", то распадение этого языка на наречия было вполне естественным (его "надо было ожидать") [55]. Что касается сложившейся "довольно чувствительной разницы" между "нынешним русским и болгарским языком", то она, по мнению Венелина, "необходимо должна была произойти но причине других жилищ и продолжительности, так сказать, разлуки" [56]. В другом месте в духе географической (климатической) теории языковых изменений он прямо связывает "развитие языка и его наречий" применительно к славянской ситуации с воздействием в течение продолжительного времени разных климатических условий. "Язык сам собою изменяется не легко и не скоро, преимущественно в таком климате (как на Руси), где говорят тихо и внятно; полдюжины столетий пролетит и едва можно заметить что-нибудь достойное замечания. В жарких климатах, где говорят скоро, изменение происходит несколько чувствительнее, что именно действовало с IV по XIX век на болгарское население" [57].
Не останавливаясь на критике очевидно ошибочной в общелингвистическом плане изложенной здесь концепции языковых изменений, обратим внимание на следующее. Признавая медленное протекание изменений в языке болгар ("волгоболгар") и языке русских ("великоруссов"), Венелин вместе с тем наличие глубоких различий между ними относил к далекому прошлому. "В драгоценном памятнике болгарского наречия IX столетия (Св. Писание), — пишет он, — видно, что оно тогда уже в полной мере было наречием, и не удивительно, что путешествовавший в то время на Волгу араб почитал наречия козар и болгар одним и тем же, но различным от русского" (курсив наш. — Г.В.) [58]. Венелин, конечно, глубоко ошибался, относя "наречия козар и болгар", обитавших на
69
Волге, к языку славянскому. В рамках рассматриваемой темы настоящей статьи важно, однако, отметить то, что славянский язык болгар, живших в IX в. на Балканах и оставивших "драгоценный памятник болгарского наречия IX столетия (Св. Писание)", Венелин характеризует как уже сложившееся "в полной мере" наречие, "различное от русского". В современной терминологии приведенное положение Венелина можно было бы сформулировать так: употреблявшийся в IX в. болгарами на Балканах славянский язык был уже отдельным языком, существенно отличавшимся от русского.
В свете сказанного общее положение Венелина о болгарском как о наречии русского языка следует рассматривать в том смысле, что он исторически относил современный болгарский, как и современные русский и украинский языки, к их общему "корню", который в его "Грамматике" называется "русским (общим) языком", иначе говоря — древневосточнославянским. Отметим в этой связи правильную оценку М. В. Луниной рассматриваемого положения при не совсем точном изложении ею приведенного выше заключения о нем Востокова. Востоков считал, пишет М. В. Лунина, что «"несмотря на большое сходство болгарского языка с русским его все же нельзя относить к восточнославянским языкам, так как содержит "слишком много своего собственного"» (курсив наш. — Г.В.) [59]. Востоков, как видно из приведенного выше фрагмента его отзыва, говорит не о восточнославянских языках, а о русском.
Взгляд Венелина на восточнославянское ("русское") происхождение болгарского языка и о ближайшем родстве его в историческом плане с русским и украинским непосредственно связан с его ошибочной концепцией об исконно славянском характере волжских болгар как славяноязычных предков современных болгар. Констатируя ошибочность такого взгляда, мы не должны, однако, распространять его и на понимание Венелиным отношения современного болгарского языка к современному русскому. Из изложенного выше ясно вытекает, что современный болгарский язык Венелин считал самостоятельным славянским языком, а не одним из наречий русского языка.
В уже цитированном выше коллективном труде "Славяноведение в дореволюционной России. Изучение южных и западных славян" правильно констатируется, что Венелин "выдвинул теорию, согласно которой болгарский язык принадлежит не к группе
70
южнославянских, а к восточнославянским языкам", но тут же утверждается, что "ни во времена Венелина, ни позже этот взгляд не нашел поддержки, так как совершенно противоречил действительности” [60]. С последним положением нельзя согласиться, потому что и при жизни Венелина, и после его смерти такая точка зрения некоторыми учеными высказывалась. Так, в 1833 г. П. Шафарик относил болгарский не к "иллирской" (Illyrische), т. е. южнославянской ветви, куда он включал сербский, хорватский и словенский, а к "русско-болгарской" (Russische-Bulgarische) ветви, объединявшей, по Шафарику, церковнославянский и его "сильно видоизмененную дочь — новоболгарский", русский и русинский языки [61].
Несколько позднее Ф. Палацкий подразделял славян по их языку на три главные группы: восточную, юго-западную (иллирскую) и северо-западную (ляхскую). Болгары по своему языку отнесены Палацким к "восточной или русской" группе, куда он включал "русских и современных болгар" [62]. Общность точки зрения Венелина, Шафарика и Палацкого по вопросу о месте болгарского языка в классификации славянских языков была в 1848 г. отмечена М. А. Максимовичем, который писал, что "иллирская или югозападная речь у Палацкого представлена в том же объеме, как у Шафарика, то есть к ней отнесены только наречия сербское, хорватское и хорутанское; русская речь представлена не сама по себе, а соединенно с болгарскою, как понимал Венелин" [63]. Сам Максимович не принимал этой точки зрения, полагая, что "болгарская (речь), будучи отчислена к составу восточной или русской, затемняет ее особенность и отдельность от наречий задунайских" [64].
Из сказанного видно, что Венелин был не единственным ученым, кто в 30-е годы и позднее считал болгарский одним из восточнославянских языков. Отнесение болгарского к этой группе языков в то время не воспринималось как некая фантастическая теория, как не оценивалось таким именно образом тогда и отнесение другими учеными болгарского к наречиям сербского языка.
4. О языке первых славянских переводов
Венелин решительно выступил с утверждением положения о том, что язык первых славянских переводов священного писания, выполненных Кириллом и Мефодием, — это язык древнеболгарский
71
и что современный болгарский язык является прямым потомком этого древнеболгарского языка, ставшего церковным языком также у русских и сербов.
"Нынешний болгарский, — писал Венеции в 1838 г., — к старому болгарскому (т. е. нашему церковному) находится почти в таком же отношении, как и новогреческий к старому же греческому” [65] В другом труде, изданном посмертно, Венелин писал еще более определенно: "Итак, Кирилл и Мефодий перевели Св. Писание не на какой другой как только на болгарский, именно на болгарский или, что одно и то же, церковный язык, употребляемый ныне в России, Венгрии, Сербии, Далмации и в самой Болгарии, есть язык болгарский, мертвый в прочих странах, но живой и народный еще и ныне в Болгарии" [66].
Известно, что о генетической связи современного болгарского языка с языком кирилло-мефодиевских переводов Священного Писания в русской литературе до Венелина писал Востоков, решая вопрос о языковой основе древнейших памятников славянской письменности. Венелин пришел к этому же выводу, широко сопоставляя данные современного болгарского языка с церковнославянским (церковным). В письме к П. И. Соколову от 2 сентября 1830 года из Силистры он писал: "Наш церковный есть решительно болгарский IX века; если и ныне болгарин говорит Азъ бѣхъ, ты бѣше, той бѣ, бяше и т. п., а прочие славяне не говорят, то он более всего достоин того изыскательского шуму, который часто достается народам того не заслуживающим" [67].
В опубликованных трудах и сохранившихся бумагах (письмах и пр.) Венелина есть и много других высказываний, подтверждающих рассматриваемое тут положение. В этом отношении весьма показателен и тот факт, что в "аналитическом и систематическом обозрении" славянских языков в составленной им программе университетского курса лекций по славяноведению ("Конспект преподавания истории славянского языка и литературы") "церковный язык" не фигурирует как отдельный язык. На этот факт обратил внимание П. А. Лавров, который в конце XIX века издал "Конспект" и правильно объяснил этот факт тем, что Венелин решительно считал этот язык (у Лаврова — "древнеславянский") древнеболгарским и что глубокое убеждение Венелина в этом зиждилось на его близком знакомстве с современным болгарским языком. [68]
Как видим, Венелин в своих трудах заострил внимание на том,
72
что церковный язык со времени своего возникновения у славян был языком древнеболгарским по своему происхождению. Вопрос об этноязыковой принадлежности первых славянских переводов Кирилла и Мефодия и сохранившихся древнейших памятников славянской письменности, как известно, — один из важнейших на всем протяжении истории палеославистики. Наряду с Востоковым Венелин, таким образом, стоит у истоков той точки зрения, которая вскоре стала господствующей в мировой славистике и которая и в настоящее время разделяется большинством крупнейших славистов мира.
Отметим в этой связи и то, что термин "древний болгарский язык" ("древнеболгарский язык") в русскую славяноведческую литературу ввел именно Венелин. Одновременно с ним этот термин в немецкоязычной литературе ("Altbulgarische") употреблял широко Шафарик. Обратить внимание на это следует потому, что нередко высказывается мнение, что термин "древнеболгарский язык" в славистическую литературу ввел в употребление в начале 70-х годов XIX в. немецкий языковед А. Лескин.
5. О территориальных различиях болгарского языка
Выше говорилось, что Венелин в своих трудах, как это и было принято в его время, термин "наречие" употреблял в значении "язык". Наряду с этим данный термин он употреблял изредка и в его принятом в современной диалектологии или близком к нему значении — определенной совокупности местных говоров или диалектов, объединяемых общими признаками или особенностями. Так, касаясь вопроса о точной языковой локализации первого перевода священного писания на славянский и споря по этому вопросу с Й. Добровским, Венелин в частности указывает. "Слово же македонское для дальнейшего и точнейшего определения перевода Св. Писания можно тогда только прибавить, когда бы мы знали, что болгарский язык подразделяется еще на свои собственные наречия" [69]. Совершенно определенно термин "наречие" не в значении "язык", а в значении некоей территориальной единицы или разновидности языка применительно к болгарскому Венелин употребляет и в книжке "О зародыше новой болгарской литературы". Касаясь сложного вопроса о выборе диалектной основы зарождавшегося нового болгарского литературного языка, он здесь пишет: "Если народу пришла пора приниматься за
73
грамоту, если его язык распался на несколько наречий, если неизбежен выбор одного из них для литературы, то сочинители должны быть весьма осторожны и разборчивы в этом выборе" (курсив наш. — Г.В.) [70]. Указав далее на то, что Е. Васкидович, Н. Рильский и Хр. Павлович уже издали свои грамматики и что желательно издание и грамматики А. Кипиловского, Венелин затем отмечает: "Тоже желательно, чтобы и другие издали грамматики своих наречий"' [71]. И еще ниже: "Очень замечательное обстоятельство в первом зарождении болгарской литературы есть в том, что первые, которые начали кое-что издавать, принадлежат к наречию ат" (курсив всюду наш. — Г.В.) [72].
Приведенные положения свидетельствуют, что Венелин как будто бесспорно признавал распадение болгарского языка на наречия (диалекты) и в качестве характерного признака одного из них называл наличие членной морфемы -ат. В письмах и других рукописных материалах он называет некоторые наречия и по территориальному признаку, например, варненское, тырновское ("терновское"), македонское, шопское, восточноболгарское. Однако в трудах Венелина встречаются и противоположные высказывания. Так, в цитируемых выше "Критических исследованиях об истории болгар", над которыми, как и над книжкой "О зародыше новой болгарской литературы" Венелин работал по возвращении из путешествия в Болгарию и в которых он уже имел возможность учесть результаты непосредствен ного общения с болгарами из разных областей и наблюдения над их языком, совершенно определенно отрицается какое-либо деление болгарского языка на наречия. "... "Чтобы болгарский язык, — пишет он, — будучи уже сам наречием так называемого славянского, разделялся на наречия, допустить не могу, признаю его везде целым, одним и тем же; впрочем, должен признать, что в разных частях пространства, им занимаемого, подвергался, как то везде бывает, разным провинциализмам. Но какие и где были сии провинциализмы, знать нельзя; а разделять их по именам областей, занимаемых болгарами, на венгерский, краевский в Валахии, мизийский, македонский и проч., было бы дерзко и предосудительно без достаточных на то доказательств" [73]. Впрочем, здесь Ю. И. Венелин скорее говорит как будто о нерасчленении болгарского языка на наречия в прошлом и в ходе его развития, исходя из априорного положения о невозможности распадения болгарского языка, исторически представляющего собой наречие "так называемого славянского
74
языка", на свои местные наречия и невозможности установления различий между ними. Это, конечно, глубокое заблуждение, свидетельствующее как о слабой общей лингвистической подготовке Ю. И. Венелина, так и о явно недостаточном (для того времени, впрочем, вполне естественном и объяснимом) знании им конкретного материала. Судя, однако, по содержащимся в его трудах, письмах и путевых заметках беглым замечаниям о местных особенностях современного ему живого языка болгар, он, конечно, знал, что язык этот в разных областях отнюдь не во всем одинаков. Вместе с тем следует подчеркнуть, что приведенное положение Венелина — первое в славистической литературе решительное признание единства болгарского языка на всей территории, на которой, по мнению этого ученого, он распространяется.
Согласно данной Российской академией "Инструкции" Венелин во время путешествия по Болгарии должен был собрать "все возможные сведения относительно наречий" болгарского языка. Это задание Академии по мере своих сил и объективных возможностей он старался выполнить, хотя успехи его в этом, судя по всему, оказались весьма скромными. Как известно, по не зависящим от него причинам, ему удалось посетить лишь незначительную часть Северо-Восточной Болгарии. К тому же вследствие только-что закончившейся русско-турецкой войны многие села этой области болгарами были покинуты. Правда, Венелину удалось встретиться с болгарами-беженцами из разных районов, осевшими в то время в Бабадаге, Силистре и других городах.
Венелин не оставил какого-либо описания болгарских диалектов и их особенностей, которое позволило бы судить более определенно о том, какие конкретно диалектные явления были им замечены и отмечены, какое объяснение он им давал и т. д. Но в сохранившихся бумагах и некоторых из опубликованных трудов его есть отдельные замечания о том, что болгарский язык по областям не во всем одинаков, что в разных областях или городах (селах) есть свои "провинциализмы", т. е. местные особенности народной речи. Эти замечания довольно разрозненны, производят впечатление случайных, говорят скорее о том, что данных о конкретных территориальных различиях Венелину удалось установить и записать немного.
Многие его замечания носят довольно общий характер. Приведем некоторые из них из его "Путевых заметок" — дневника, который он вел во время путешествия: "румельские [болгары]
75
замечательны по особенному своему и более чистому наречию и одеянию старинному" [74]; "наречие софийцев отклоняется от восточно-болгарского; замечательна разница" [75]; "в Разлоге и в окрестностях господствует так называемое шопское наречие" [76]; достойно замечания, что в терновском наречии не употребляется при существительных указательная частица атъ, та, то, тѣ" [77]; жители Котела "первые стали приниматься и за печатание книг на своем языке; к сожалению, наречие их из всех болгарских есть менее правильное и более набито турецкими словами" [78]. В другом месте Венелин отмечает, что жители этого города "замечательны тем, что очень часто употребляют после существительных указательное атъ (вместо тотъ), та, то, тѣ" [79] и т. д.
Складывается впечатление, что Венелина особенно занимал вопрос о том, в каком городе или области болгарский язык наиболее чист, при этом под чистотой языка он имел в виду отсутствие в нем иноязычных (прежде всего турецких) элементов. Наиболее чистый в этом отношении язык он признавал и наиболее правильным. В сохранившейся в рукописи "Грамматике нынешнего болгарского наречия" Венелин указывает области наибольшего и наименьшего распространения турцизмов. Он пишет, что турцизмы "употребляют преимущественно в тех местах, в которых болгаре живут в смеси с турками, а именно в их большинстве. Эти-то места суть преимущественно в восточной части Дунайской (или собственно так называемой) Болгарии, между Бабадагом, Бургасом, Шумном, Варною и Силистриею, также и в приморской части Загорья, или так называемой Фракии. Гораздо менее турецких слов употребляется в западной части обеих Болгарии (Дунайской и Забалканской, то есть Македонии древних), где реже видеть турка и где всплошь одни болгарские селения, как, например, начиная от Тернова до пределов Сербии, и по всей Старой Болгарии (Македонии), исключая места приморские архипелажские. Посему язык болгарский чист в гористых местах, как, например, около Софии, Нишавы, и за Балканами, около Замакова (т. е. Самокова — Г.В.), Прищины, Призрена, Разлога, Мелышка, Кастории, Кратова" [80].
Свои впечатления о чистоте отдельных "наречий" во время путешествия Венелин сообщил П. И. Соколову в письме из Силистры от 2 сентября 1830 года: "Терновское, мне кажется, чище и правильнее. Но еще чище язык сей между македонцами. Хуже всего говорят шуменцы, к коим принадлежат и жители Варнских
76
окрестностей, коварнцы, правойцы (то есть жители Каварны и Провадии. — Г.В.)" [81].
Как видим, Венелин неоднократно говорит о "наречиях'' болгарского языка, которые он называет или по названию конкретного города, например, варненское, шуменское, тырновское (у него — терновское), или по большему или меньшему ареалу (области): например, шопское, македонское и др. Любопытно, что у него же впервые в литературе встречается и наименование "восточноболгарское наречие", которое и в настоящее время служит терминологическим обозначением одного из двух основных наречий болгарского языка, выделяемых в современной болгарской диалектологии. В общем можно заключить, что во время путешествия у Венелина все же сложилось убеждение, что болгарский язык распадается на диалекты или, как он их называл, наречия.
В уже цитированном выше письме к П. И. Соколову от 2 сентября 1830 года он констатирует: "Язык болгарский, сколько мог доселе заметить, подразделяется на несколько наречий" [82]. Нужно отметить при этом, что под термином "наречие" Венелин здесь имеет в виду именно диалект, местную разновидность болгарского языка, а не язык (тырновский, шопский и др.), какое значение этот термин имел у него в других случаях (см. выше). Указывая на наличие в болгарском языковых различий ("провинциализмов") и называя целый ряд местных диалектов наречиями, Венелин вместе с тем решительно подчеркивал единство болгарского языка на всей территории его распространения.
"Болгарский язык, — писал он в феврале 1834 г. президенту Российской академии наук А. С. Шишкову, — не подразделяется на наречия, он везде одни и тот же; областные разницы составляют только провинциализмы” [83].
Эту же мысль Венелин подчеркивал и позднее [84]. Изложенное таким образом мнение Венелина о единстве болгарского языка на всей территории его распространения — первое по времени такого рода заключение в литературе о болгарском языке.
Что касается пространства, занимаемого болгарским языком, о котором говорится в приведенной цитате Венелина, то этим вопросом он не переставал интересоваться и заниматься, собирая сведения о расселении болгар, их численности и др. В уже цитированном выше письме к президенту Российской академии наук А. С. Шишкову, которое Венелин намеревался предпослать в качестве предисловия к своей "Грамматике", он писал, что
77
"болгарский народ всплошь живет от Виддина и берегов Тимока по предместья Цариграда, от Силистры под Янину и Лариссу, от берегов Дуная по берега Архипелага" [85].
В другом месте Венелин прямо определяет границы распространения болгарского языка (у него: наречия): "Рассматриваемым здесь наречием говорят по всей Болгарии, где оно отечественное и, так сказать, господствующее, почти по всей Македонии, в довольно значительной части Романии (то есть Румелии, — Г.В.), в некоторых поветах Тессалии и Албании, в Российской империи, а именно в Бессарабской области, где число болгар можно почесть до 40—45000 человек. Многие из них живут в Трансильвании и в нескольких селениях в Темешском Банате в Венгрии" [86]. Очерченные таким образом Венелиным границы болгарской языковой территории в общем совпадают с тем, как они определялись последующими исследователями болгарского языка. В России же это были, кажется, первые столь подробные сведения о занимаемой в то время болгарским языком территории.
Выше освещены лишь некоторые из вопросов начальной истории отечественной лингвистической болгаристики, исследованию которых много сил и времени посвятил Венелин. За рамками настоящей статьи остаются другие важные вопросы занятий Венелина болгарским языком, которые могут составить предмет отдельных описаний. Таковы, в частности, вопросы о "Грамматике нынешнего болгарского наречия" Венелина — ее создании и значении в истории болгарской грамматической литературы и формирования нового болгарского литературного языка (которым посвящена публикуемая здесь статья Е. И. Деминой), о занятиях болгарскими словарными материалами, памятниками средне- и новоболгарской письменности и др.