1. ЮРИЙ ВЕНЕЛИН И БОЛГАРСКАЯ ЛИТЕРАТУРА ЭПОХИ НАЦИОНАЛЬНОГО ВОЗРОЖДЕНИЯ
М. Г. Смольянинова
Писатели болгарского Возрождения прекрасно знали произведения Юрия Венелина и активно использовали его идеи в своей просветительской деятельности, национально-освободительной борьбе, в своем творчестве. Для них сочинения Венелина по существу стали программой действий по возрождению болгарской нации и ее культуры. Едва ли в истории мировой культуры можно отыскать подобное феноменальное явление, когда молодой ученый одного народа оказал бы столь мощное воздействие на духовную жизнь другого народа.
Юрий Венелин высоко ценил древнеболгарскую литературу. "Можно с достоверностью полагать, — писал он, — что ни одно из славянских племен не имело столько рукописей на своем наречии, как болгаре... Кто из европейских народов может похвалиться такою письменною древностью на своем языке?" [1]. На основе анализа старых славянских и греческих рукописей он пришел к выводу о том, что христианство было распространено среди болгар задолго до официального его принятия болгарским государством при царе Борисе (в 864 г.). В спорном вопросе о происхождении Кирилла и Мефодия ученый придерживался мнения, что создатели славянской азбуки являлись болгарами, родившимися в славянских землях, находившихся под византийской властью. И именно потому просветители стремились помочь культурному возвышению соотечественников [2]. Стремясь обратить внимание исследователей на некогда могущественный, образованный, а к началу XIX века почти забытый европейцами порабощенный болгарский народ, Юрий Венелин бросал упрек русской общественности: "Пусть иностранцы, по неведению или по нерадению, мало о них заботятся, но тем непростительнее нам забыть болгар, из рук коих мы получили крещение, которые нас научили читать, писать, на коих природном языке совершается наше богослужение, ... коих колыбель сопряжена неразрывными узами с колыбелью русского народа" [3].
Новую болгарскую литературу Юрий Венелин явно недооценивал. В исследовании "Древние и нынешние болгаре..." (1829), в разделе "Литература" ученый писал: "О болгарской литературе нечего и говорить, ибо она еще не возродилась" [4]. Удивляться такой
5
недооценке не приходится. Ведь написанное в 1804 году яркое произведение Софрония Врачанского "Житие и страдания грешного Софрония" не известно Венелину, так как впервые оно было опубликовано в 1861 году Г. Раковским в газете "Дунавски лебед" [5]. "История славяноболгарская" Паисия Хилендарского также еще не издана и не известна ученому. Единственное произведение, которое характеризует Венелин в разделе "Литература" — "Рыбный букварь" — П. Берона (1824) [6]. Петр Берон был личностью ренессансной многогранности, он относился к тому типу деятелей культуры болгарского Возрождения, который органично соединил в себе писателя, врача, педагога, ученого. Он издавал свои труды по различным отраслям знаний на болгарском, французском, немецком, греческом и латинском языках. Берон явился реформатором учебного дела в Болгарии, противопоставившим старому религиозному обучению новое, светское образование, утверждавшим демократические принципы в педагогике. В истории болгарской литературы Берон остался прежде всего именно благодаря своему "Рыбному букварю" — первому новоболгарскому учебнику, в котором автор поведал читателю о греческой и римской истории, философии, о жизни народов разных стран, о флоре и фауне земли. Эта первая в потоке религиозной литературы светская книга носила энциклопедический характер.-"Я не видел ни одной русской азбуки, — писал Венелин, — которую бы можно сравнить с достоинством сей книжки, весьма поучительной; изложение статей ее ясно, слог приятный, показывающий, что болгарский язык гибок для всяких оборотов" [7]. Ученый чутко уловил значимость этой книги, поняв, что она является важной вехой в болгарском историко-литературном процессе.
В 1837 году Венелин опубликовал в "Московском наблюдателе" статью "О зародыше новой болгарской литературы", а в 1838 году эта статья вышла отдельной брошюрой в Москве. Она дважды была переведена на болгарский язык в эпоху Возрождения (в 1842 г. — М. Кифаловым [8] и в 1860 г. — Н. Даскаловым [9]). В данной работе Венелин выражал глубокое сожаление по поводу того, что столь рано зародившаяся болгарская литература, от которой должно было ожидать блестящей будущности, ныне находится в плачевном состояния. Причиной этому является, по мнению ученого, политическая судьба народа: двухсотлетнее византийское иго, многовековое турецкое владычество, уничтожение болгарской патриархии,
6
введение богослужения на греческом языке, истребление болгарских рукописей.
Венелин знакомит русского читателя с духовной жизнью болгарского народа; делится своими впечатлениями, полученными во время путешествия по Болгарии, совершенного по поручению императорской Российской академии; рисует невежество болгарского народа, главную причину которого он видит в духовной зависимости болгар от греческих фанариотов; информирует о болгарских книгах, вышедших в 20-30-е годы XIX века (о произведениях Неофита Рильского, Константина Огняновича, Анастаса Кипиловского, Христаки Павловича, Эмануила Васкидовича, Райно Поповича, Георги Пешакова и др.). Особо выделяет ученый "Грамматику" Неофита Рильского (1835 г.), в частности лучшую ее часть — филологическое предуведомление, в котором Неофит Рильский высказывает взгляды, сходные со взглядами Венелина касательно диалектов болгарского языка. Стараясь прояснить спорные вопросы болгарского литературного языка, Венелин заблуждался, полагая, что членные формы уродуют язык. Он не мог понять, что членные формы, постепенно заменяющие падежные окончания, появились в результате развития новоболгарского языка. Нужно сказать, что лингвистические воззрения Венелина оказали воздействие на некоторых писателей эпохи Возрождения. Так, Георгий Раковский написал революционную поэму "Лесной путник" (1857 г.) без членных форм. Не употреблял их и родоначальник болгарской повести Васил Друмев в повести "Несчастный род" (1860 г.). Правда, во втором издании этой повести, вышедшем тринадцать лет спустя (в 1873 г.), Друмев уже отказался от усечения членных форм, поняв, что это противоестественно для болгарского языка. Влияние авторитета Венелина заметно и в болгарских переводах брошюры "О зародыше болгарской литературы", выполненных М. Кифаловым и Н. Даскаловым. Оба перевода выполнены соответственно лингвистическим взглядам автора, в них отсутствуют членные формы.
Об отношении Венелина к новой болгарской литературе и цепи, которую ставил перед собой ученый, свидетельствуют заключительные строки работы: "Я взялся за перо не с намерением критиковать новонарождающуюся болгарскую литературу, но с намерением подать ей руку, как ребенку, который только что пытается встать на ноги..." [10].
7
Венелин действительно подал руку помощи болгарской литературе, но не критическими оценками произведений современных ему болгарских авторов (одни из которых были справедливы, другие — ошибочны). Его помощь заключалась в ином. Он определил пути становления новой литературы, наметил направления в развитии болгарской литературы эпохи Возрождения.
Юрий Венелин выдвинул чрезвычайно плодотворную идею о создании эмигрантских центров развития болгарской литературы, поскольку в пределах Османской империи власти часто запрещали вести культурно-просветительскую работу, издавать литературные произведения (если они не отличались туркофильской направленностью). "Конечно, при упомянутых обстоятельствах, — считал Венелин, — нельзя ожидать, чтобы новая болгарская литература зародилась в пределах Турции. Однако есть богатые болгаре и вне Турции, в Бухаресте, Галацах, Браилове, Бессарабии, в Одессе, в Трансильвании, в Песте. В этих-то местах они могли бы заняться не только изданием азбук, грамматики, прописей и других учебных книг, но и устроением первых училищ... Таким точно образом началась вне Турции как ново-греческая, так и ново-сербская литература" [11]. И действительно, позднее возник ряд центров культурного развития вне Турции: Одесса, Москва, Николаев — в России, Бухарест, Браила, Галац — в Румынии и др., где болгарские эмигранты вели активную борьбу за освобождение родины, просвещение нации, ее культурное развитие. Таким образом, создается ряд эмигрантских линий в болгарской литературе. Часто литература эмигрантов была более выразительной, чем зажатое в тиски цензуры, во многом закрытое для передовых веяний литературное творчество внутри страны. Именно она-то нередко являлась анангардом болгарского литературного процесса, определяя направление его развития. В сороковые годы XIX века роль такого авангарда сыграла болгарская одесская эмиграция (Н. Геров, Д. Чинтулов, В. Априлов, Н. Палаузов и др.); в конце 50-х и в 60-е годы — болгарская московская эмиграция (Л. Каравелов, Н. Бончев, Р. Жинзифов, В. Попович, К. Миладинов и др.). В начале 70-х годов XIX века ведущую роль в культурном развитии нации и в подготовке ее к революции стали играть болгарские эмигрантские центры, расположенные в Румынии: Бухарест, Браила, Галац и др. В Румынии работали в те годы X. Ботев, Л. Каравелов, Д. Войников, В. Левский, В. Друмев и другие выдающиеся представители болгарского Возрождения.
8
Работы Ю. И. Венелина в значительной степени определили решительный поворот в духовной ориентации болгарской нации. В первой трети XIX века значительным для зарождающейся болгарской литературы было греческое литературное влияние. Основоположники новой болгарской литературы переводили и перерабатывали тексты древнегреческих философов и писателей. Крупными знатоками и ценителями греческой культуры были Софроний Врачанский, Петр Берон, Неофит Рильский, Григор Пырличев, Никола Пиколо. Последний издал в Париже тексты и комментарии древнегреческих писателей, которые не потеряли своего научного значения до наших дней. Античная литературу (преимущественно греческая) широко переводится, пересказывается болгарскими литераторами эпохи Возрождения. Болгарский читатель знаком с произведениями и отдельными сентенциями Гомера, Геродота, Ксенофонта, Лукиана, Эзопа, Плутарха, Софокла и др. Связь с античной культурой — важный момент в зарождавшейся светской культуре эпохи Возрождения. Вместе с тем Греция, связанная морскими путями с Западной Европой и ранее болгар освободившаяся от турецкого ига, развивается быстрее, чем Болгария, и является посредницей в их знакомстве с культурой ряда европейских стран.
Но на определенном этапе греческое влияние стало тормозом собственно болгарского культурного развития. Некоторые образованные болгары, будучи ярыми грекофилами, стыдились своего болгарского происхождения. Они вели деловую переписку только по-гречески, детей своих обучали только греческой азбуке. Путешествуя в 1830 г. по Болгарии, Венелин неоднократно встречался с детьми, писавшими болгарские слова греческой скорописью, не знавшими родной азбуки. "Таким образом, — писал Венелин, — не мог я вспомнить без грусти, что народ некогда столько писавший, в XIX веке начал лишаться своих письмен, и снисходить, так сказать, на степень чувашества, — народ даровитый, трудолюбивый, воинственный!" [12]. Греческие фанариоты, вынашивавшие "мегалиидею" (великую идею) эллинизации болгар, препятствовали развитию национальной культуры, изгоняя болгарский язык из церквей и училищ, отчего, по мнению Венелина, немало пострадала литературная будущность болгарского народа: "...Греки, не зная болгарского языка и не имея никакого национального сочувствия со своею паствою, не могли ощущать ни малейшего энтузиазма к поддержанию Болгарской письменности.
9
Мне многие говорили, что даже были гонения на церковнославянские книги. Я не мог разобрать настоящей причины этого гонения на славянские книги. Оттого ли, что епископы, не зная языка, опасались нет ли в них ереси или просто делали это из патриотизма для распространения греческого языка вместе с богослужением? Как бы то ни было, однако, достоверно то, что между греками и болгарами тянется некоторая вражда историческая, весьма вредная для рукописей. Под такою же нетерпимостью ныне находятся и болгарские народные училища" [13].
Книги Ю. И. Венелина поистине произвели переворот в сознании многих образованных болгар. Например, проживавший в Одессе болгарский торговец В. Априлов (1789-1847) был ярым грекоманом, участвовал в греческой гетерии, материально помогал греческому Возрождению. Уже первая книга Ю. Венелина — "Древние и нынешние болгаре..." (1829) потрясла его, как бы воскресила для него родину, вернула ему болгарское самосознание. Под влиянием Венелина Априлов стал болгарским патриотом-будителем, идеологом просветительского движения. В 1835 году он на свои средства основал Габровское училище — первую светскую общедоступную школу, куда принимали учиться детей всех сословий, где обучение было бесплатным. Вместе со своим единомышленником Н. Палаузовым он помогал и другим светским школам, открывшимся в разных городах Болгарии. Априлов был убежден, что Возрождению болгарской нации помогут прежде всего литература и демократическое светское образование. В 40-ые годы XIX века он стал одним из лидеров в литературной жизни болгарской одесской эмиграции. Априлов осуждал эллинофильские увлечения некоторых болгарских просветителей, став приверженцем русского культурного влияния. В лице Венелина он, как и другие болгары, увидел "того Гения, который может извлечь их из неизвестности, ознакомить их с их братьями русскими и поставить их наравне с просвещенными народами" [14]. Естественно, что в той бурной полемике, которая разгорелась в 30-40-е годы между грекофилами (Р. Попович, И. Селиминский, Эм. Васкидович, К. Огнянович) и русофилами (Кипиловский, Априлов и др.) по вопросу об ориентации в развитии болгарской культуры, Априлов стоял на русофильских позициях, считая, что становлению национального самосознания болгар поможет прежде всего Россия. Поэтому он писал об И. Селиминском, пославшем болгар учиться в Афины: "Должно было ему направить путь не к югу, а к северу,
10
ибо, если когда-либо Болгаре увидят у себя правильные учебные заведения и народную литературу, то это будет не иначе как посредством изучения своего собственного языка, помощью русских и славянских книг. Истина сия рано или поздно восторжествует" [15]. Сторонники греческой ориентации были уверены, что болгары могут познакомиться с европейской культурой лишь через греческий язык. В предисловии к книге "Христоития, или благонравие" (1837) Р. Попович писал: "Болгария не имеет никакого отношения к России. Болгария неразлучно соединена с Грецией" [16]. Грекофилы недооценивали опасности эллинизации, не понимали, что греческая буржуазия и фанариоты отнюдь не заинтересованы в развитии болгарской культуры, в национальном самоопределении болгар.
В 40-70-е годы XIX века все больше болгар едет учиться в Россию. В России учились и работали многие болгарские писатели: Г. Раковский, Д. Чинтулов, Н. Геров, Н. Бончев, Р. Жинзифов, Хр. Ботев, В. Друмев, Л. Каравелов, К. Миладинов, Н. Катранов, Ст. Стамболов и др. Становление болгарской художественной литературы проходило под мощным воздействием русской литературы. Сочинения Юрия Венелина способствовали повороту в духовной ориентации болгар, возврату болгарской литературы к славянской традиции.
Этот поворот ярко просматривается на примере семьи болгарского поэта и публициста Райко Жинзифова. Его отец Иоан Дзинфзиф, настроенный эллинофильски, дает сыну греческое имя Ксенофонт, записывает его в греческое училище, сам обучает его греческому языку. А сын меняет греческое имя Ксенофонт на болгарское — Райко, получает высшее образование в России, сближается со славянофилами и становится борцом против засилья греческих фанариотов в училищах и церквях Болгарии. Тридцатые годы XIX века Райко Жинзифов справедливо называл временем Юрия Венелина, который своими сочинениями о болгарах приобрел в их среде неувядающую славу. "Имя этого замечательного слависта, — писал Жинзифов, — так популярно в Болгарии, что вряд ли в наше время найдется сколько-нибудь развитой болгарин, которому были бы неизвестны как имя Юрия Венелина, так и его сочинения" [17]. По мнению Жинзифова, болгарам Венелин "внушал любовь к родному слову и воскресил в них воспоминания о славной, давно прошедшей старине. Его сочинение "Древние и нынешние болгаре" произвело сильное впечатление на болгарских
11
читателей, которые нашли в его книге то, что до того времени только смутно сознавали и в чем нуждались как в насущном хлебе. В его книге, как в зеркале, увидели болгары всю прошедшую историческую жизнь своего народа, всю старинную славу и отнеслись с горячим сочувствием к описанным событиям. Его научный взгляд относительно древних болгар, основавших первую династию среди славян Балканского полуострова, до того пришелся по сердцу современным болгарам-славянам, что... никто не смеет сказать им, что теория Венелина не выдерживает строгой научной критики. Одним словом, Венелин своими сочинениями, благотворное влияние которых на болгар было громадно, создал целую школу с многочисленными последователями, и его научный взгляд на историю болгар будет иметь среди них перевес над всякою другою ученою теорией... С этого времени болгарская письменность начинает мало-помалу оживляться" [18]. Райко Жинзифов, как и многие другие возрожденцы, связывал с деятельностью Венелина не только зарождение новой болгарской литературы, но и начало самой эпохи Возрождения.
В русской печати некоторые научные положения и гипотезы Венелина подвергались критике (и, порой, справедливо). А для болгарских читателей точка зрения Венелина потому имела перевес над всякою другой теорией, что в ту пору им важнее был эмоциональный заряд его сочинений, нежели точность научной аргументации. Эмоциональное воздействие сочинений Венелина на болгар было чрезвычайно сильным благодаря литературным достоинствам его произведений. Сухие научные тексты не смогли бы, думается, так взволновать болгарских читателей, как такие сочувственные строки: "Между тем как европейские публицисты, человеколюбивые политики охали над судьбою греков... между тем, как всякая политическая голова не преминула рассуждать о возрождении или нет византийского орла... болгаре не бывали и и помине, даже никакой славянин не рыдал над телом зарезанного льва; почему же так? Огромное его туловище заброшено в балканских, македонских и румельских лесах: там питается им чудовище двурогое, вышедшее из пустынь Аравии; перья же орла ветром разнесены по белу свету" [19]. Образность, экспрессия характеризуют сочинения исследователя. Его возвышенный, романтический стиль неотразимо воздействовал на сердца болгарских читателей.
Болгарский просветитель Анастас Кипиловский в письме, адресованном издателю Ширяеву, делился впечатлениями о книге
12
Венелина: "Несколько дней тому назад мне посчастливилось получить в руки сочиненную господином Ю. Венелиным книгу под заглавием "Древние и нынешние болгаре", которую я уже шесть раз ненасытно перечитываю. Я болгарин родом. Мои чувства в отношении моего народа совсем подобны тем чувствам, которыми переполнена и душа почтенного сочинителя этой книги" [20]. Кипиловский называл Венелина "бессмертным возобновителем болгарского существования" и считал, что каждый болгарин должен отослать ему благодарственное послание.
Сочетание в творчестве Венелина научного мышления и поэтического стиля очень ценил болгарский писатель и революционер Любен Каравелов: "Юрий Венелин — натура сильная, впечатлительная, талантливая. Мощный ум, глубина соображений, возвышающаяся до сильных поэтических восторгов, редкая способность сосредоточивать все силы духа на один предмет и отвлекаться от всего окружающего составляли внутреннюю его физиономию... Первый том его исследования о славянах "Древние и нынешние болгаре...", вышедший в 1829 году, имеет особенную важность не столько для науки, сколько собственно для Болгарии. В этой книге Венелин открыл, как говорили тогда, существование неизвестного болгарского племени, одного из славянских племен, забытого миром, но имевшего у себя историю, обильную событиями, словесность, живой язык... И эта книга, а потом путешествие самого Венелина по Болгарии много содействовали нравственному возрождению болгарского народа" [21].
В своих художественных произведениях Л. Каравелов показывает насколько Венелин почитался болгарами. Достаточно вспомнить героя повести "Болгаре старого времени" Хаджи Генчо, у которого в гостиной столов и стульев не было, а только литография Юрия Венелина украшала стену [22]. А в рассказе "Турецкий паша" монахиня говорит о том, что сочинения Венелина — святыня для всех болгар, их можно накти у каждого грамотного человека. Далее она объясняет, как ей удалось выучить русский язык: "Прочла десять раз Венелина и выучила русский" [23]. Воздействие венелинских идей ощущается и в богатом использовании Л. Каравеловым в своих произведениях фольклорных мотивов, в ярком описании быта и нравов болгар. Да и создание Л. Каравеловым обширного труда "Памятники народного быта болгар" (1861 г.), в котором представлены национальные сказки, пословицы, поговорки, описаны народные поверья, обряды, обычаи — тоже в значительной
13
степени результат призыва Ю. Венелина к болгарской интеллигенции собирать фольклор, хранить россыпи народной мудрости.
Переписка Венелина с болгарскими просветителями (в частности с В. Априловым) свидетельствует о том, что ученый придавал большое значение сбору произведений народного творчества. Он сам собирал народные песни (позднее их опубликовал Бессонов) и побуждал делать это болгарских интеллигентов. Многие болгарские писатели были одновременно собирателями и издателями национального фольклора (Н. Геров, П. Р. Славейков, братья Миладиновы и др.).
Взгляды Венелина на народное творчество нашли отражение в работе "О характере народных песен у славян задунайских" (Москва, 1835). В этой работе ученый стремился показать национально-психологические особенности болгар и сербов на основе их исторической судьбы, их народных песен. Эти песни восхищали его прелестью безыскуственной поэзии, а героя болгарского и сербского эпоса Марко Кралевича он считал таким же представителем духа нации, каким был Ахилл у древних греков или Фауст у немцев.
В. Г. Белинский, написавший похвальную рецензию на работу Ю. Венелина, соглашался с этими взглядами ученого: "Первобытная поэзия народов заслуживает особенное внимание, потому что она юная и свежая как жизнь юноши, непритворна и простодушна, как лепет младенца, могущественна и сильна, как первое, девственное сознание жизни, чиста и стыдлива, как улыбка красоты. Это творчество истинное, бессознательное, бесцельное, хотя в то же время, и одностороннее, одноцветное. Оно вполне истинно и живо проявляет дух, характер и всю жизнь народа, которые высказываются в нем непринужденно и безыскуственно. От этого произведения младенствующих народов вечно юны и неумирающи... Песни задунайских славян, сколько мы можем судить по образцам, предложенным автором рассматриваемой нами статьи, представляют самые лучшие данные для подтверждения этого мнения о первобытной поэзии... Песни задунайских славян выражают всю жизнь народа, которым они созданы, так же как "Илиада" выражает всю жизнь греков в ее героический период" [24].
Русский критик подчеркивал, что в песнях задунайских славян Венелин пишет "умно, основательно, верно и увлекательно. Мысли его об этом предмете прекрасны, глубоки и подкреплены фактами" [25]. Как видим, и Белинский отмечал увлекательность изложения в сочинениях Венелина. Известный болгарский критик Боям Пенев
14
полагал, что Венелину скорее нужно бы стать романистом, нежели ученым. Венелин легко, непринужденно переходил от научных аргументов к захватывающему рассказу об исторических событиях, что привлекало и русских, и особенно, болгарских читателей. Как мастер — беллетрист он описывал роскошные свадьбы, кровопролитные бои, сцены похищения невест: "В девохищение вооружаются как в поход: подкарауливают ее около гумна, или у фонтана, когда пойдет по воду; цап! и поминай как звали. Иногда отмичари, подобно разбойникам, нападают на дом, связывают руки отцу и братьям, пока девойку успеют увести. Если какая-нибудь Милица или Любица не хочет следовать за честною ватагою, то ведут за черну косу, а сзади погоняют палкою. Весьма часто девохищение оканчивается кровопролитием" [26].
Венелин перевел несколько песен задунайских славян на русский язык. Белинский восхищался мастерством его перевода: "Перевод сделан самим автором статьи, и сделан прекрасно. Он близок, верен, поэтичен, если можно так сказать, и русский язык нигде не изнасилован, нигде не страждет на счет этой близости. Мы были бы очень благодарны автору, если бы он дарил нас чаще и больше подобными переводами песен славянских народов, которые ему так хорошо знакомы" [27]. Свежесть, поэтичность стиля Юрия Венелина не раз отмечалась русским критиком.
Сочинения Юрия Венелина содействовали развитию исторической темы в болгарской литературе эпохи Возрождения. Романтическое видение ученым истории Болгарии, которую он называл "классической" для России страной, "Отечеством Баяна-славянского Оссиана, отечеством священного языка нашего", несомненно, передалось болгарским писателям той поры. Отзвуки идей, суждений Венелина можно обнаружить не только в трудах болгарских историков (С. Палаузова, М. Дринова), но и в произведениях драматургов, поэтов, прозаиков.
Романтическое осмысление исторического материала сыграло первостепенную роль в становлении болгарской драматургии. В болгарском театре эпохи национального Возрождения ставились преимущественно исторические пьесы. Разработка национально-исторической тематики в зарождающейся драматургии тесно связана с борьбой писателей за возрождение нации. Самые значительные драматурги эпохи — Добри Войников и Васил Друмев придавали большое значение изучению национальной истории. Добри Войников в 1861 году издал "Краткую историю Болгарии", в
15
которой широко использовал научные положения Юрия Венелина. Герои диалогов, сочиненных Войниковым для использования в школьном театре, ссылаются на труды ученого: "Да, приятель, я могу тебе представить такие доказательства, которые исходят не из болгарской головы, а от карпато-русского ученого, славного писателя Юрия Венелина, который первый доказал, что язык наших прадедов — мать других славянских наречий" [28], — говорит Драган — участник "Разговора между двумя учениками и советником о болгарской народности". Стремясь показать величие болгарской народности, Драган (вновь опираясь на сочинения Венелина) рассказывает своему оппоненту — Ивану о том, что именно болгары первыми из славянских племен приняли христианство.
В своей драматургии Войников отдавал предпочтение историческим пьесам. Большинство его драм посвящено истории Болгарии: "Стоян-воевода" (1866), "Княгиня Райна" (1866), "Крещение преславского двора" (1868), "Велислава" (1870), "Восшествие на престол Крума страшного" (1871), "Десислава" (1874), "Фросина" (1875). Сюжеты этих пьес возвращали зрителей к важнейшим событиям истории страны, чаще всего — к периодам национальноосвободительной борьбы против чужеземных захватчиков. В "Княгине Райне" речь шла о борьбе болгар с византийскими и татарскими завоевателями в эпоху Первого Болгарского царства — в период правления Петра; в пьесе "Велислава" — о сопротивлении татарам в XIII в. во время царствования Георгия Тертера. Драма "Восшествие на престол Крума страшного" рассказывала об объединении ханом Крумом в XI в. разрозненных болгарских земель в единое государство. Мужественную борьбу болгар с турками отразила пьеса "Стоян-воевода".
Сюжеты из эпохи независимости Болгарии или периодов отстаивания ее суверенитета Д. Войников трактовал в соответствии с идеологическими и политическими задачами современности. Романтическая героизация прошлого указывала путь к будущему. Герои первого болгарского драматурга, носители идеи национальной независимости — это, как правило, государственные и культурные деятели древней Болгарии, бесстрашные и величественные, великодушные и благородные. Образы же завоевателей, посягающих на свободу Отечества, всегда резко отрицательны — это типично романтические злодеи, коварные, властолюбивые, жестокие. Чернобелые
16
тона, столь характерные для романтической манеры письма, — вот палитра Д. Войникова.
Особенный успех выпал на долю пьесы "Княгиня Райна", представлявшей переработку повести русского романтика А. Ф. Вельтмана "Райна, королевна болгарская". В пьесе описывался поход в Болгарию русского князя Святослава в эпоху Первого Болгарского царства. Нужно сказать, что Вельтман в своей новелле трактовал события, связанные с походом Святослава, так же, как Юрий Венелин. Согласно версии Венелина, Святослав, пришедший в Болгарию как завоеватель, впоследствии перешел на сторону болгар, помогая им в борьбе с византийцами. Аналогично трактует события и Д. Войников. В его пьесе монологи Святослава о дружбе русских и болгар, его уверения, что пришел он в Болгарию, чтобы подарить ей свободу, имели глубочайший символический смысл: они вызывали национально-патриотические и русофильские настроения у зрителей и вселяли надежду на помощь России в освободительной борьбе. В дни Апрельского восстания 1876 года под впечатлением от пьесы "Княгиня Райна" жители города Панагюриште назвали "Райной-княгиней" местную учительницу Райну Попгеоргиеву, которая тайно от турецких властей вышила для повстанцев бархатное знамя с девизом "Свобода или смерть!". Так смыкалась историческая драматургия с освободительным движением. Хотя Д. Войников принадлежал к кругу просветителей, его исторические пьесы объективно поддерживали дело болгарских революционеров. Понимая это, турецкие власти нередко запрещали их постановки. Так, в Русе цензор Эрнест-эфенди, запретивший постановку драмы "Восшествие на престол Крума страшного" официально предупредил администрацию, что театр будет закрыт, если пьесу не снимут с репертуара [29]. Исторические пьесы Д. Войникова сыграли важную роль в становлении болгарской драматургии.
Вслед за Войниковым, заложившим основы жанра исторической драмы, традицию обращения к национально-освободительной теме продолжил В. Друмев. "Прошлое, — подчеркивал Друмев, — корень настоящего и будущего. Тот, кто хочет добиться лучшего настоящего и будущего, должен изучить свое прошлое" [30]. В учебнике для болгарских училищ "Друг детей" (Одесса, 1863) Друмев являлся автором раздела "Родина и отечество", в котором освещалась история Болгарии. В этой же книге он поместил статью
17
"Торжество фанариотов и возрождение болгар", в которой восторженно отзывался о деятельности Ю. Венелина.
В 1872 году Друмев опубликовал пьесу "Иванко, убийца Асена I", ставшую наивысшим достижением драматургии эпохи национального Возрождения. Эта пьеса отсылала зрителей в XII век, ко времени царствования Асена I, свергнувшего византийское иго. Не удивительно, что образ царя, восстановившего независимость Болгарии после почти двухвекового ига, вдохновил В. Друмева на создание историко-патриотической драмы. Судьба Асена I, убитого боярином Иванко по наущению пленного греческого военачальника Исаака Комнена, давала возможность драматургу обратиться к столь злободневной в эпоху национального Возрождения теме отстаивания независимости в борьбе с иноземцами и внутренними антинародными силами, поставить проблему государственных и личных интересов.
Васил Друмев при написании своей драмы использовал опыт Д. Войникова. Главная идея пьесы Друмева, как и исторических пьес его предшественника, — мысль о восстановлении духовной и политической независимости Болгарии, идея единства нации в борьбе за свободу. Подобно Войннкову, Друмев использовал прием столкновения антиподов: на одной стороне — идеализированные образы Асена, Петра, Марин, царского исповедника отца Ивана, на другой — мрачные образы коварного интригана грека Исаака и его дочери Тодорки, раскрывающие гибельную для Болгарии роль фанариотства. Образ Исаака восходит к войниковскому Георгию Сурсовулу из пьесы "Княгиня Райна". Помимо Д. Войникова и В. Друмева, исторические пьесы создают и другие писатели: Святослав Миларов — "Падение Царьграда", Тодор Станчев — "Кардам страшный", "Пропасть"; Константин Величков — "Невенка и Святослав" и другие. Историческая драматургия той эпохи участвовала в национально-освободительной борьбе болгарского народа. К ней можно по праву отнести слова Жана Жореса: "От прошлого мы возьмем огонь, а не пепел".
Исторические сочинения Венелина оказали сильное воздействие и на творчество болгарских поэтов. Крупнейший поэт эпохи Возрождения Петко Славейков высоко ценил труды Ю. Венелина и стремился познакомить с идеями ученого своих читателей. В 1852 г. в книге "Пестрый букет" он опубликовал сокращенный перевод главы "Владимир II (в крещении Симеон)" из книги Венелина "Критическое исследование об истории болгар" (1849). В этой главе
18
Славейкова привлекли суждения Венелина о древ неболгарской письменности, о взаимоотношениях русских и болгар в X веке. Как и Д. Войникова, Славейкова заинтересовала версия Венелина о совместных действиях русских и болгар против византийцев. Историческое прошлое Болгарии воодушевляло Славейкова и других поэтов, воспевавших героические дела прадедов, то далекое время, когда страна была сильной и независимой. Лирический герой стихотворения Славейкова "Воспоминание" испытывает благоговение перед руинами древней столицы Тырново — свидетелями свободы Болгарии и невыразимую тоску „ори мысли о ее настоящем положении. В стихотворении "И в этот вечер, о светлая луна" перед героем возникают романтические видения: воскресает величие былой столицы, слышится цокот копыт коней юнаков. Типично романтический пейзаж — ночь, лунный свет — способствуют созданию элегического настроения. Но пелена вдруг спадает с глаз, и тишина над развалинами свидетельствует о том, что слава и свобода страны утрачены. Тишина воспринимается как символ покорности болгар, вот уже 500 лет терпящих рабство.
В стихотворении Д. Чинтулова "Воспоминание" (1846) герой испытывает сердечное влечение к памятникам старины в Велико Тырново. Руины бывшей болгарской столицы навевают ему воспоминания о царе Асене I, освободившем страну от византийского ига, о славных болгарских юнаках, стойко отражавших нападение врагов. И тогда терзания героя, возникшие при сопоставлении минувшего величия с безрадостным мраком сегодняшней Болгарии, сменяются мечтой о возвращении былой независимости. Герой элегии Д. Чинтулова "Два друга" (1850) одинок и печален в современной ему действительности. Когда друг спрашивает героя, почему он проводит время в одиночестве, тот отвечает, что одиноким он почувствовал себя только после заданного вопроса, вернувшего его к реальной действительности. До этого же мгновения, вспоминая на развалинах Преслава героическое прошлое Болгарии, он жил истинной, полной жизнью: перед ним, как живые видения, возникали победоносные сражения болгар под руководством хана Крума против напавшего на страну византийского императора Никифора. Ожившие видения волнуют героев Д. Чинтулова и П. Славейкова, они более прекрасны и истинны для них, чем реальная жизнь. Возникает романтическое противопоставление идеального там (в прошлом) безрадостному здесь (в настоящем), но это двоемирие весьма своеобразно — тут
19
нет противопоставления жизни земной и загробной, нередко встречающегося у западноевропейских писателей. Инобытие героев Чинтулова и Славейкова в царстве героического прошлого Болгарии служит для противопоставления мира рабства миру свободы.
В стихотворении "Охрид", написанном Р. Жинзифовым в 1862 году, поэт с болью вспоминает о высокой в прошлом, а ныне поверженной в прах культуре древней Болгарии, об ее духовном центре — Охриде, о мудром Клименте — ученике и соратнике создателей славянской письменности Кирилла и Мефодия.
Многие поэты обращают свои взоры к развалинам Преслава — столицы Первого Болгарского царства, существовавшего с 893 по 972 гг., и Велико Тырново — столицы Второго Болгарского царства (1185-1396 гг.). Лирический герой стихотворения Харалана Ангелова "Преслав", скорбя о том, что столица древней Болгарии потеряла свою былую славу, призывает царя Симеона восстать из гроба и посмотреть, в какую черную пустыню превратился царственный город Преслав. К руинам Преслава с глубоким волнением приходит и герой элегии Г. Раковского "Прощание с родиной пламенного болгарского патриота в 1853 году". Намереваясь перейти в лагерь русских войск, чтобы вместе с ними сражаться за свободу порабощенной Болгарии (действие происходит в период Крымской войны 1853-1856 гг.), он, прежде чем покинуть родину, приходит к седым камням — свидетелям славы предков, чтобы почерпнуть решимость и отвагу для предстоящей борьбы с тиранией. Герой элегии — не пассивный мечтатель, а активный борец: "священный долг" повелевает ему вернуть былое величие и свободу Болгарии, даже если для этого придется пожертвовать жизнью. Поэт-революционер Г. Раковский сознательно превращает историческую тему в идейное оружие освободительной борьбы.
Как известно, "поэзия руин" была распространена и в литературе Западной Европы, где эта тема связывалась со скорбными раздумьями о быстротечности жизни, недолговечности славы, бренности человеческого существования. В Болгарии же, помимо подобных грустных, элегических мотивов, в "поэзии руин" присутствует призыв к борьбе за независимость, выражая скорбь по минувшему, она в то же время песет в себе и надежду на грядущую свободу. Историко-патриотическая тематика способствовала формированию нации, напоминая болгарам, что их объединяет общая историческая судьба, величественная в прошлом и трагичная в
20
настоящем. Произведения, посвященные героическому прошлому страны, воодушевляли на борьбу за свободу.
Родственные тенденции можно проследить и на более крупных жанрах. В поэмах эпохи Возрождения, как и в лирике, воспевалось героическое прошлое страны, утверждалась необходимость сопротивления иноземным захватчикам. Революционно-романтические поэмы Г. Раковского "Лесной путник" (1857), Н. Козлева "Черный арап и хайдук Сидер" (1868), X. Ботева "Хайдуки" (1871), патриотические поэмы П. Р. Славейкова "Бойка — воевода" (1873), "Кракра из Перника" (1874), "Источник Белоногой" (1873), "Сердар" (1860) и "Скандербек" (1862) Г. Пырличева, "Кровавая рубашка" (1872) Р. Жинзифова выражали идеи освободительной борьбы. Национально-патриотическая проблематика была господствующей в поэмах 50-70-х годов XIX в. Исторические труды Венелина придали болгарской поэзии патриотический импульс.
Образ Юрия Венелина, боготворимого болгарскими писателями, прочно вошел в поэзию эпохи Возрождения. Болгарское Просвещение стимулировало развитие оды. Такие произведения, как "Ода Софронию Врачанскому" Дмитрия Попского (1813), "Ода Юрию Ив. Венелину" (1837), "Ода П. Берону" (1839), "Рыдание на смерть Ю. И. Венелина" (1839) Георгия Пешакова по форме близки стихотворениям русских поэтов XVII века — Дмитрия Ростовского, Симеона Полоцкого, Феофана Прокоповича, хорошо известных болгарскому читателю той поры. Однако, знакомая форма наполнялась новым содержанием: болгарские оды, как правило, посвящались не государям, как это происходило в независимых странах в эпоху Просвещения, а писателям, ученым, способствовавшим возрождению нации.
Георгий Пешаков написал "Оду Юрию Ив. Венелину" еще при жизни ученого — в 1837 г. Это несовершенная, типично даскальская поэзия. Несовершенство формы компенсировалось искренностью в выражении чувств восхищения и благодарности к заслугам ученого.
Тебе, Юрий Венрлине,
всите чада болгарски
благодарност ти приносят
все сердични, роднински.
Что любов ти си показал
да пишиш нихен род,
откаде си ясно теглят,
чи славянски са народ.
21
Името ти да остане
безсмертно, прославленно
и от всите чади нейни
век незабуравенно.
Георгий Пешаков послал свое творение самому герою оды — Юрию Венелину, о чем сообщал Априлов: "При первом известии, что я открыл местопребывание нашего историографа, все кинулись с восторгом спрашивать об нем. Живущий в Бухаресте Г. Пешаков доставил мне оду для отсылки Юрию Ивановичу" [31]. Венелин получил оду вместе с письмом В. Априлова, о чем мы узнаем из книги "О зародыше новой болгарской литературы". Для Венелина особенно важно было то, что ода написана на болгарском языке: "Так как господин Пешаков стал писать не на чужих языках, а на своем родном, то и он имеет право занять местечко в Истории своей отечественной грамотности. Да не подумает кто-либо, что здесь, как говорится, рука руку моет. Так как чувство благодарности, одушевлявшее г. Пешакова при составлении этой оды, служит похвалою ему, а не мне, то и с этой точки зрения я был бы неправ, если бы умолчал о нем. В этой оде нет чувства ни лести, ни хвалолюбия. Посему всю заслугу я обращаю на него, согласно с мнением древних мудрецов, что честь не чествуемуму, а чествующему. (Non honorato, sed honoranti honor est") [32]. В печати ода появилась лишь после смерти ученого. Она была напечатана Иваном Молнаром в предисловии к книге Венелина "Древние и нынешние славяне" (М., 1841), В. Априловым в "Деннице новоболгарского образования" (Одесса, 1841), Павлом Калянджи в книге "Друг детей" (Одесса, 1863).
В 1839 г. Георгий Пешаков посвятил Венелину второе стихотворение — "Рыдание на смерть Ю. И. Венелина", в котором выразил беспредельную боль, глубокое потрясение в связи с безвременной кончиной ученого:
Плачете, ридайте,
Вси болгарски чада!
Изгубихме вечно
Юря Венелина
наш премудрий брат!..
Но на вечний спомен
В нашите сердцата
неговото име
ще би безсмертно
яко и умрел.
22
Горе так велико, что поэт гневно обвиняет силы небесные, отнявшие едва взошедшую на мрачном болгарском небосклоне звезду — Юрия Венелина. Но поэт не только скорбит, он лелеет надежду, что его соотечественники последуют по пути, начертанному ученым — по пути Просвещения:
Неговите труди,
Списания разни,
что ни е оставил
за нашата полза
и умно извел.
Ще би доста светлост
за нашите очи
от сига натамо,
ако будни будем
и сос теплота.
Наше просвещене
возлюбими умно
и волими купно
изгонити наша
бедна темнота.
Это стихотворение получило широкую известность среди болгарских читателей. Оно неоднократно публиковалось в различных журналах и книгах [33]. Кроме того, читатели переписывали его, распространяли в рукописях. Правда, при перепечатке и переписывании порой допускались некоторые отклонения от оригинала, но, как правило, незначительные.
Неофит Рильский, призывая Россию помочь единоверной несчастной сестре Болгарии, опирался на идеи Венелина, который сумел доказать славянское происхождение болгар.
О, руский цару, Николае честититиий
и ти, руский народе, славний и знаменитий
помогнете на ваша бедна сестра Болгария —
тя не е чуждо племе или от Татария —
но ваша е чиста сестра сродна и мила,
и сега е и от старо време тако е била.
Доказ е веке весма ясно Венелин чудний
историк руский в наше време и зелоразсудний,
23
защо начало и корен болгарского народ
не от татарско племе и от негова отрода [34].
1839.
Перу Петко Славейкова принадлежат наиболее яркие поэтические строки, написанные после смерти ученого:
Прахът ти в тъмний гроб почива
но памятта ти еще жива
И ще живее Догдето
слънцето над българите грее [35].
А на портрете Ю. Венелина Славейков сделал краткую, выразительную надпись:
Умрял тогас
Когато съживи нас.
На могиле Ю. Венелина, находившейся в Даниловом монастыре в Москве, благодарные болгары воздвигли в 1841 году прекрасный памятник — белую колонну из итальянского мрамора, завершающуюся урной и крестом. На пьедестале памятника высотой в 4 метра были высечены слова: "Юрию Ивановичу Венелину Одесские болгаре 1841. Родился 1802, скончался 1839 года. Напомнил свету о забытом, но некогда славном, могущественном племени болгар, и пламенно желал видеть его возрождение. Боже всемогущий! Услыши молитву раба своего"! [36].
Памятник Венелину был варварски уничтожен в годы сталинщины (в конце 1929 или начале 1930 г.) [37].
Но болгарский народ свято хранит память о человеке, так много сделавшем для Возрождения Болгарии. 22 мая 1988 года болгарским посольством на стене Данилова монастыря в Москве установлена памятная доска Юрию Венелину с барельефом ученого и надписью: "Юрий Венелин 22 апрпл 1802 — 26 март 1839. От признателна България".